Он сухо сказал:
– Я к твоим услугам.
Маска исчезла. Мужчина, который смотрел на нее, был тем же самым, которого она узнала на короткое время в «Бо Рефьюж». Она была благодарна ему за это даже при том, что в его лице было мало теплоты или приветливости.
– Эмиль не сможет драться с тобой на дуэли сегодня утром, – начала она и, вынув из сумочки доверенное ей письмо, вручила ему. С усилием заставляя себе говорить ровно и спокойно, она рассказала ему, как Эмиль следил за Мурреем, как его ударили но голове, захватили в плен и как он потом сбежал, хотя ее рассказ и был несколько неполным. О своем собственном участии в этих событиях она упоминать не стала. Это не имело никакого отношения к дуэли, и, кроме того, она испытывала стойкое отвращение к необходимости рассказывать о том, как мужчина по кличке Ред чуть было не изнасиловал ее, а также к необходимости выслушивать потом, что ей нужен сторож.
Равель слушал ее молча. Отблеск света в ее волосах и мерцание синих глаз отвлекали его, и он перевел взгляд на носок своего ботинка. Он хмурился все сильнее, а выражение его лица стало сначала хмурым, а потом задумчивым.
Наконец Аня сказала:
– Эмиль не затаил против тебя никакой злобы. Он согласен с тем, что смерть его брата была случайной. Он бросил тебе вызов сегодня вечером потому, что хотел опередить Мур-рея. Он наблюдал за ним и расспрашивал о нем. У него сложилось такое впечатление, что Муррей собирается использовать дуэль каким-то образом в качестве предлога, чтобы убить тебя. Прежде чем он смог поговорить с тобой об этом, он увидел, как на балу Муррей поджидает удобного случая, чтобы бросить тебе вызов. Из-за твоей дружбы с Жаном и тех нескольких уроков фехтования, который ты дал ему, когда он был всего лишь младшим братом, который не отставал от тебя и Жана, он решился сам бросить тебе вызов в качестве отвлекающего маневра, а позже извиниться перед тобой и все объяснить.
Она замолчала и пристально посмотрела в лицо Равеля. Она ожидала от него каких-то комментариев, но так как он продолжал сидеть молча, она сказала:
– Ты не удивлен?
Он коротко взглянул на нее.
– Нет.
– Даже тому, что дуэль с Мурреем будет каким-то образом подстроена так, что должна будет закончиться в его пользу?
– Учитывая все остальное, это кажется логичным шагом с его стороны.
– Что ты собираешься делать?
– Делать? Я собираюсь драться с ним.
– Но ты не можешь! Это все равно что самому идти в ловушку. Ты же не знаешь, как он собирается организовать это.
Он повернулся к ней и с раздражением в голосе сказал:
– Что ты хочешь, чтобы я сделал? Не появился на дуэли? Я не могу сделать этого, во всяком случае не во второй раз подряд.
– Погибнуть с честью, так? Ты готов скорее умереть, чем услышать шепот и смешки за спиной?
Его глаза потемнели. Он сделал глубокий вдох, призывая на помощь все свое терпение. Он специально оскорблял Аню в танцевальном зале на балу Комуса, чтобы избежать сцену, подобную этой, в надежде на то, что вызовет у нее отвращение. Он понял, что такая сцена неизбежно последует, как только увидел, как Муррей следит за ним на балу и ожидает, когда он проводит Аню к креслу. Он мог бы не беспокоиться – сцены все равно не удалось избежать.
– Ты не понимаешь, – сказал он хрипло. – Это не имеет никакого отношения к тому, что будут говорить люди; я связан данным себе самому словом поддерживать определенные правила поведения. Нарушить его – значило бы изменить самому себе. Ты можешь называть это гордостью или глупостью – большинство мужчин согласится и с тем, и с другим. Но кроме того, это кодекс, который определяет, как надо жить.
Это был кодекс, требующий смелости и честности, кодекс, который пренебрегал цеплянием за жизнь любой ценой. Не будь его, остались ли бы мужчины джентльменами? Или все было бы так, как сейчас: некоторые мужчины испытывали бы естественную потребность придерживаться принципов, тогда как другие использовали бы их в своих собственных целях и отбрасывали после того, как те сослужат свою службу?
– Но ведь должно быть что-то, что можно сделать?
– Что ты предлагаешь?
Это, конечно же, был вопрос. Полицию вовлекать в это дело било нельзя, так как она подчинялись партии «Ничего не знающих», чьи интересы как раз защищал Муррей. Отправиться к Муррею и обвинить его в совершенных подлостях было бы бесполезно; он только бы отрицал все и, возможно, стал бы намекать, что причиной этих обвинений является трусость. В действительности существовала всего лишь одна вещь, которую Равель мог сделать, если не собирался уклоняться от дуэли.
– Твои секунданты… – начала она.
– Они тщательно проверят все поле, ты можешь быть в этом уверена. В конце концов Муррей останется со мной лицом к лицу. Нас будет всего лишь двое.
– Это что, утешение? Я видела, как он совершенствовался в фехтовании в Эксчейндж-элли. И кроме того, я видела, как он однажды застрелил в темноте человека – пуля прошла сквозь сердце.
Муррей застрелил бандита в ту ночь, когда остановили их экипаж. «Боже!» – воскликнул другой нападавший, который был очень похож на Реда, и воскликнул он это не потому, что увидел дымящийся пистолет в руке Муррея. Он воскликнул это потому, что ужаснулся, как неудачно они выбрали экипаж, потому что он узнал Муррея.
– Я не знал, – мягко сказал Равель, – что тебе нужно утешение.
Ничто в его лице не показывало, что это имеет для него какое-то значение. Она встала и отвернулась.
– Я… я чувствую себя ответственной. Если бы я не вмешалась…
– Если бы ты не вмешалась, я мог бы быть уже мертв. Если эта дуэль должна быть подстроена, то и первая, наверняка, также должна была быть подстроена.
Она бросила на него быстрый взгляд из-под ресниц, – Странная дуэль, – сказала она с горечью в голосе. – Мадам Роза хотела, чтобы ты помог показать истинное лицо Муррея, но он не стал бы отступать, потому что это была такая чудесная возможность избавиться от тебя. Вы оба, как казалось, ссорились из-за оказанного мне внимания, тогда как на самом деле я не имела никакого отношения к мотивам, которые руководили вами.
– Это не совсем так, – сказал он осторожно. – Я согласился выполнить просьбу мадам Розы преимущественно из-за того, что это давало мне возможность сделать то, что я давно уже хотел сделать.
– То есть?
– Я подошел к тебе, потому что устал избегать тебя, устал видеть, как ты избегаешь меня.
– Но ты был в маске! – сказала она.
– Так было легче.
Было ли легче сбросить свою социальную маску, надев настоящую? Казалось ли ему менее опасным тайно нарушить их взаимный пакт о том, чтобы избегать друг друга? Если бы не вмешательство Муррея, узнала бы она когда-нибудь, кто был этот мужчина под маской рыцаря?
