был.
– Прежде всего, ему надо было выяснить, кто убил Башку, куда делось золото, куда пропала женщина, то есть вы, Ольга Львовна. Поэтому выждав, когда все более-менее успокоится, он летом посылает на предварительную разведку двух, как их здесь называют, пиратов, посулив им полный и, конечно же, нереальный карт-бланш на найденное золото, если они, конечно, его найдут. От них требовалось только одно – подробно отчитаться обо всем, что они встретят и что с ними произойдет. Уже в самую последнюю минуту я подключил к ним своего человека, который однажды очень помог мне, подслушав в гостинице разговор о пропавшем лагере. Миссия этих засланцев закончилась бы трагически, если бы не затесавшийся в эти края местный охотник. Некто Хлесткин, который каким-то образом догадался или вычислил, что Петр Семенович Омельченко не смог бы за такое короткое время и тем путем, о котором рассказывал следователям, найти своего умирающего друга. Но главное даже не это. Во всех следственных протоколах осмотра места происшествия и трупа застреленного Башки значилась зажатая в его кулаке золотая сережка с изумрудом. Вещь удивительной красоты и изящества. Было решено, что он сорвал ее с пропавшей женщины.
Ольга побледнела и невольно прикрыла небольшой шрам на ухе.
– Это же подтвердил уже позже Голованов Арсений Павлович. Решили, что вторая сережка осталась на пропавшей женщине.
– Она потерялась, – тихо сказала Ольга.
– Совершенно верно. А нашлась она, вернее, обнаружил ее, говорит, что совершенно случайно, гражданин Хлесткин у Петра Семеновича Омельченко. Подробностей не знаю, но он настаивал, что ее легко будет найти при обыске.
– Вот же какая сволочь! – не выдержал Омельченко, соскочив со своего места. – Он же ко мне в баньку регулярно наведывался. Свою неохота топить – она у него и на баньку-то непохожа, халупа на курьих ножках. Видать, карманы обшаривал, когда я пару поддавал. Я же его, как человека – и попарю, и стакашку никогда не отказывал. Вот не говорят плохо о покойниках, только гнилой был человечек. Эту сережку Карай у меня сыскал. У входа в пещеру, где вы тогда, Ольга Львовна, в полном беспамятстве находились. Я ее Алексею показывал… Сейчас, сейчас… Совсем из головы выскочило…
Он зашарил по своим многочисленным карманам, извлек наконец сережку и бережно положил ее перед Ольгой.
– Спасибо…
Ольга накрыла ее ладонью, и из глаз ее потекли слезы. В эту минуту мне так стало ее жалко, что я тоже готов был своими руками задушить человека, так безжалостно сломавшего ее жизнь.
– Не знаю, как уж там они состыковались с Хлесткиным, но наш закулисный «некто» догадался, что Омельченко что-то знает о женщине, а, возможно, и о пропавшем золоте. И он решает действовать. Омельченко оказался единственной исходной точкой, оттолкнувшись от которой можно было докопаться, разузнать, что же все-таки тут произошло. Для этого надо было установить за ним пристальное наблюдение. Я не исключаю, что наблюдение за ним велось и раньше, но за все прошедшее с той поры время Петр Семенович так и не предпринял ни одной попытки проникнуть в этот район. Это, по-видимому, очень беспокоило и даже сбивало с толку нашего «некто». Тем более что он уже почувствовал определенное внимание к себе с нашей стороны. Надо было спешить. Тут очень кстати появляется молодой научный сотрудник, внимание к прошлым событиям в поселке оживляется, появляется странная женщина экстрасенс, заявляющая, что обязательно найдет пропавшую Ольгу Львовну и разберется в том, что тогда случилось. И в довершение всего убивают Хлесткина, который в своей предсмертной записке пишет, что Омельченко причастен к пропаже золота. Никаких конкретных фактов он не приводит, но уже одно то, что его убивают из карабина Омельченко, плюс эта предсмертная записка, ставят Петра Семеновича в точно рассчитанное безвыходное положение.
– Насчет Хлесткина я могу объяснить, – вмешался я. – Как свидетель.
– Интересно, но пока не надо. Исходим из имеющихся данных. Что остается Петру Семеновичу? Бежать. И либо самому пытаться разобраться во всем, либо представить неопровержимые доказательства, что золото им не похищено, а пропавшая женщина, возможно, жива. В результате Петр Семенович благополучно исчезает из кабинета начальника милиции (согласитесь, достаточно странный факт) и оказывается здесь, на стационаре, где его уже поджидают как сотрудники моего отдела вместе со мной, так и получившие задание наблюдать, ни во что не вмешиваясь, люди из нашей поселковой милиции. Правда, не кадровые сотрудники, а известные нам Доцент и Хриплый.
– А «ваши» – это «подполковник» и «следопыт»?
– «Наши» – это старший лейтенант Руднев и следователь Лендов. Кто из них «подполковник», кто «следопыт», разберемся позже. Что происходит дальше. Доцент и Хриплый, очевидно по заданию своего прежнего нанимателя, похищают твоего «лаборанта» Кошкина и заставляют его караулить не столько появление Омельченко, сколько наблюдать за твоим, Алексей, поведением и перемещениями. Из чего следует, что нашего «некто» все-таки весьма насторожило твое внезапное появление и отказ, несмотря на уговоры и угрозы, не появляться на стационаре. В твоей элементарной преданности делу он стал подозревать двойное дно и, видимо, строго-настрого приказал своим наемникам не спускать с тебя глаз. Те задачу не поняли, считая тебя, Алексей, лохом, чуть ли не придурком, и предпочли с помощью Кошкина скарауливать одного лишь Омельченко, который, как они не без основания считали, приведет их к вожделенному золоту. Что из этого, в конце концов, получилось, вы в курсе. Сейчас наверняка и мои люди, и эти нештатные «сотрудники милиции» в полном недоумении, куда мы все запропали. Я думаю, что о факте нашей пропажи и те, и другие сообщили куда следует, поэтому в ближайшее время будут предприняты меры как с той, так и с другой стороны. В эфир по неосторожности Алексея прошло сообщение, что золото и пропавшая женщина найдены. Поэтому не исключаю, что к поискам пропавших скоро присоединится или уже присоединился «некто» третий.
– Толку-то, – проворчал Егор Степанович. – Кто нас тут отыщет? Вплотную подойдут – не увидят. Сверху тоже не видать. Я как-то на ближний голец поднимался – рукой подать, а ничего не разберешь. Куда ни глянь – камни сплошь и тени от них со всех сторон. Генерал объяснял – закон продуманной маскировки, а наши толковали, что место близирное. То одно покажется, то другое.
– Понятно, – сказал Пугачев. Потом посмотрел на меня, на Омельченко и махнул рукой: – Пропустим. Насчет вас в курсе. А вот от Ольги Львовны хоть какие-нибудь сведения хотелось бы услышать. Судя по всему, с генералом вы как-то сумели найти общий язык. Он вам, кажется, даже свои сокровища показывал.
– Только обещал показать. Говорил, все мое будет, если
