Стена шла прямо на нас с бешеной скоростью.
— Выше! — повторил Эммануил.
Но индийских пилотов словно охватил столбняк.
Марк бросился к ним и рванул руль.
— Нельзя так резко! — заорал пилот.
Но вертолет уже тряхнуло и подбросило вверх. Волна прошла в сотне метров под нами. Нас подхватило потоком воздуха и потянуло назад. Мы поднялись еще выше, и я увидел там, где возникла волна, на западе в заливе Кач, скалистый остров.
— Туда, — приказал Господь.
Мы подлетели ближе, и я понял, что это вовсе не скалы, а шпили и купола города.
— Дварака[112] — моя новая столица, — сказал Эммануил. — Прошу любить и жаловать.
— Бхагаван! — прошептал первый пилот, оказавшийся таким разгильдяем.
Остальной экипаж смотрел на Господа так, что я боялся, что они в полном составе падут перед ним ниц, дабы взять прах с его стоп, а вертолет, потеряв управление, сверзится в море.
Вода под нами забурлила, словно там прошел океанской лайнер. Полоса бурлящей воды от берега до Двараки. И из-под воды начали появляться скалы с плоскими вершинами, образуя дорогу до новой столицы.
— Сможете туда сесть? — Эммануил показывал на ближний, сравнительно ровный участок каменной дороги.
Пилот кивнул.
Мы приземлились на влажную скалу, розовую в лучах заката. Остальные вертолеты сели позади нас. Эммануил удовлетворенно посмотрел на них. Все уцелели.
Мы шли по камням, местами довольно скользким от воды, водорослей и ила, и Дварака вырастала перед нами. Высокие белые стены. Огромные дома из белого мрамора, инкрустированного драгоценными и полудрагоценными камнями, сверкали, как снег на закатном солнце. Темные силуэты башен на фоне золотого неба и сверкающие правее и левее от нас. Серебряные ворота открылись перед нами и пропустили на улицы города, прямые и широкие. Достойные современного проспекта. По городу плыл тонкий аромат неизвестных цветов, и розовый мрамор мостовой сиял под ногами.
— Этого не может быть, — прошептал я.
Город, пролежавший на дне около трех тысяч лет, не может выглядеть так. Видел я римские развалины! А ведь они гораздо моложе.
Если только это та самая Дварака. Та, что была столицей Кришны, и погрузилась на дно залива Кач после его смерти, как только Арджуна вывел оттуда всех ее жителей.
Андрей поймал мою мысль.
— Есть легенда, что Дварака вовсе не затонула, а была взята Кришной на иной план бытия, в Вайкунту. И теперь, когда Кришна снова воплотился на земле, город последовал за своим господином.
Глава третья
Я стоял, подпирая дерево, на главной улице Двараки, ведущей к Дому Собраний, и наблюдал за процессией.
Бхагаван Чайтанья был худ, невысок ростом, и его тело действительно имело золотистый оттенок. Он возглавлял это безобразие. На нем были белые одежды пуджари[113], которые, кажется, называются дхоти[114] (хотя очень хочется назвать сари). Лоскут материи, обернутый вокруг бедер наподобие юбки. Конец перекинут через плечо, как шарф. Другой лоскут висит впереди от талии. Приближенно пуджари можно считать голым до пояса.
Он воздел руки к небу и протрубил в белую раковину. Его спутники тоже потянулись к серым облакам и запели. Весьма мелодично. Довольно медленный танец. Босые ноги поднимаются и ударяют в лужи. Дождь все идет, хотя не такой интенсивный. Сезон дождей близится к концу.
Продолговатые барабаны, напоминающие дыни с астраханских плантаций. Обшитые яркой тканью. Зеленые с оранжевым и багровые с охрой. Когда в них ударяют, кажется, что внутри что-то булькает. Бьют в медные тарелки. Небольшие. Скорее, медные блюдца. Шум и звон.
Темп ускоряется.
Пестрая процессия. Прямо скажем, цветная. Цвет кожи изменяется от белого до абсолютно черного со всеми промежуточными оттенками. Один из босых барабанщиков напоминает римского патриция или итальянского святого. Другой — красивый индус. Очень темная кожа и совершенно европейские, тонкие черты лица. Древнеегипетский жрец. И Андрей, конечно, как типичный представитель североевропейской расы.
Темп становится бешеным. Безумный танец в облаке водяной пыли. Движение к экстазу. Помесь дионисий, шаманских плясок и радений гностиков.
Мы жили в Двараке уже недели две. Самое удивительное, что здесь было электричество. Впрочем, Андрей утверждал, что в этом как раз нет ничего удивительного, поскольку в Индии времен «Махабхараты» электричество было известно и упоминается в тексте великой (по-моему, в основном по длине) поэмы. Уж простите, не поверю. Знаю я кришнаистскую теорию старого человечества. В следующей фразе он заявит, что люди древнее динозавров. Что действительно имелось у древних индусов, так это умопомрачительная фантазия.
Но электричество было. И поверить в то, что его провели за те двое суток, что мы сидели в Доме Собраний рядом с аккумулятором, было трудно. Легче постулировать, что оно появилось по божественному произволению Господа Эммануила.
А потом выросли деревья. На третье утро я услышал шепот листвы и открыл окно. Город цвел и шумел скверами.
Я вспомнил Рим. Розовый куст, выросший из-под снега. Нет, это мелочь. Дварака не шла в сравнение ни с чем. Это было круче, чем обрушение Лубянки и все воскрешения вместе взятые. Такого он еще не делал!
У меня поехала крыша. Как будто у меня одного!
До того я посмеивался над Андреевыми книжками, где у женщин при виде Кришны мигом приходила в беспорядок одежда, и текло из грудей молоко. А мужчины приходили в экстаз и забывали все дела.
Я больше не издевался. Я ощутил нечто похожее.
Мария, Иоанн и Матвей смотрели на меня свысока. Они были причастны. Они приняли причастие смерти. Я нет. Я испугался.
И я понял, что готов сам бежать к Эммануилу и просить его дать мне яд. Я тоже хотел быть причастным. Я хотел быть спасенным по-настоящему. Я хотел вместе с ним пройти через пламя апокалипсиса и остаться живым.
Мысль о яде меня напугала. Я начинал понимать сладость религиозного мазохизма.
Дварака затмила все. Даже гибель людей во время цунами. Сведения о погибших мигом перекочевали в конец новостей. Эммануил сказал: «Больше так не делайте» и начал помогать пострадавшим. Такое поведение показалось мне несколько лицемерным. Все равно, что сбрасывать бомбы вперемежку с гуманитарной помощью. Но эта мысль мелькнула где-то на периферии сознания и угасла, как искра от костра. Крыша уже уехала.
