Матис побледнел и прочитал предыдущее сообщение.
Где вы? Вас все ищут. Нам все известно. Папа
– Они нас ищут, – сказал он, оглядев остальных. – Они знают, что это мы…
– Что?!
– Это мой отец… Они нас ищут: родители, жандармы…
Тогда все, один за другим, положили свои камни на землю, достали телефоны и включили их. И все телефоны разом зазвонили. Сообщения посыпались одно за другим…
«Они должны быть совсем близко от поверхности, рядом с вышкой, иначе связи бы не было», – подумал Сервас.
– Все кончилось, – сказал он. – Не усложняйте свое положение.
Но его никто не слушал.
Все уткнулись в телефоны. О нем все позабыли. Они вернулись в виртуальный мир, в их настоящий мир… Вдруг раздался чей-то голос.
– Все кончилось! Отойдите! Отошли все от него! Все отошли!
Эхо разнесло по галерее голос Ирен.
Циглер вместе с Ангардом ворвались в пещеру. Валентен собрался удрать в противоположном направлении, но был сразу схвачен двумя жандармами, которые появились с другой стороны и блокировали выход.
Ирен достала пистолет и держала его под прицелом, пока жандармы надевали на мальчишек наручники. Тео плакал. У Валентена и Бенжамена окаменели лица. Матис, наконец, посмотрел на Мартена, и тот увидел бесконечную печаль в его покрасневших от слез глазах. Похоже, мальчик очнулся. И начал возвращаться в реальный мир.
– Мартен, ты как, все в порядке? – спросила она, присев возле него на корточки.
– Да… да… все в порядке.
Он проводил глазами Матиса, которого уводили жандармы, и спросил себя, обернется ли мальчуган, чтобы в последний раз посмотреть на него. Но тот не обернулся. Ирен принялась развязывать веревки и в конце концов разрезала их ножом.
Он медленно поднялся, подвигал затекшими ногами, помассировал болевшие запястья.
– Как вы меня нашли?
– Мы были у Габриэлы, но она говорить отказалась, даже когда я подожгла ее картины…
– Что ты сделала?! – не поверил он.
– Надо было действовать быстро… Мы знали, что ты в опасности… А потом я вспомнила фантики от конфет у входа в пещеру, помнишь, в тот раз?
– А Марианна? – спросил он, и горло у него сжалось.
– Ее нашли в доме Габриэлы. В состоянии полной прострации. Сейчас ее осматривает врач. Не волнуйся, Мартен, вид у нее вполне здоровый. Во всяком случае, в плане… физическом.
Сервас слушал ее рассеянно.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Надо, чтобы ее осмотрел психиатр… Ее собираются госпитализировать.
Он покачал головой. А потом вдруг обнял ее.
– Спасибо, – сказал он.
– Не надо тебе было исчезать по-английски, – прошептала она, прижавшись к нему. – Похоже, я спалила ценных холстов на двести пятьдесят тысяч евро. Представляешь, какой штраф придется заплатить?
Он еще крепче прижал ее к себе.
– Могло быть и хуже: ты могла спалить и всю ее чертову хибару.
У него возникло впечатление, что они могут вот так простоять, обнявшись, часы и часы и говорить друг другу ничего не значащие фразы, нужные только для того, чтобы другой понял, насколько он важен для тебя.
64
10 ЧАСОВ
Утром в понедельник установилась ясная, солнечная погода, и Сервас, после осмотра у врача, вернувшись в отель и приняв душ, направился в жандармерию. Солнце, озарившее горы, уже стало припекать, и волна яркого света залила улицы, словно желая заставить всех забыть о недавних событиях.
Ну, а почему бы и нет? В эпоху, когда одна информация стремительно сменяет другую, а человеческая способность к концентрации и запоминанию так же стремительно ослабевает, убийства в Эгвиве быстро уступят место следующему делу, следующему скандалу.
Но он никогда этого не забудет. Как не забудут ни Циглер. Ни Ангард. Ни родители мальчишек. Ни сами мальчишки…
Вот почему у него слегка перехватило горло, когда он вошел в жандармерию и попросил, чтобы ему дали переговорить с ним один на один. На улице дожидались журналисты. Они друг за другом прилетали на вертолетах из Тулузы и даже из Парижа, когда стало известно, что дело об убийствах в Эгвиве раскрыто, а самое главное – что среди преступников четверо детей. Два информационных канала тоже прислали своих корреспондентов, и теперь все они дежурили возле жандармерии.
Сервас поднялся по лестнице, стараясь не морщиться от боли в сломанных ребрах, миновал застекленную дверь и вошел в коридор. Ирен осторожно на него взглянула. Несколько часов назад она дала согласие на встречу, но теперь, похоже, об этом пожалела.
– Тебя не смутит, если вас будут снимать? – сказала она. – На случай, если какая-нибудь газетенка вздумает воспользоваться вашей беседой и попытается пустить на ветер все расследование… Осторожность излишней не бывает…
