Алим, я слышала, снова усмехнулся, а вот новые министры и генералы сидели сплошь с каменными лицами. Понимаю: сейчас улыбнёшься, а тебя потом в кипящем масле сварят. Мало ли. Придворная жизнь — весёлая.
— О, и ты его увидишь, самозванка, — пропела королева, улыбаясь так сладко, что у меня сердце упало.
У неё точно есть план. Она что-то замыслила и это что-то меня убьёт.
Я сжала кулаки, готовясь воспользоваться подарком кирина.
Поймала взгляд Ли.
И против воли опустила руки.
Нет. Не могу. Нет. Не так. Он умрёт, но не так!
Тем временем шестеро евнухов внесли зеркало. То самое, которое император принёс в темницу, когда разоблачил меня.
Я осела на пол, мечтая, чтобы всё это оказалось понарошку, неправдой, игрой.
Вы же помните, что здесь делают с самозванцами? Даже если я смогу потом вырваться из этого зала и даже из Запретного города, мне некуда будет пойти. А сказочка о чокнутом принце, который на самом деле оказался девушкой, наверняка отправится в народ. Я всё ещё буду принцем, и меня поймают. Править не дадут, но расправятся с особой жестокостью.
И это обязательно произойдёт, когда полсотни самых могущественных людей в империи увидят в отражении вместо принца незнакомую девицу. Они решат, что я демон. И…
Короче, перспективы так себе.
Королева тем временем торжественно напомнила, что её муж был мягко говоря не в себе — и слава богу, что помер. Так вот, однажды ему в голову что-то ударило, и он убил собственного сына. А чтобы скрыть своё преступление, он призвал духа, ёкай (я мысленно застонала) — и посадил его в тело принца. Сейчас, в этом зеркале все увидят, кто на самом деле принц Рьюичи.
Способа сбежать не было. Больше того: примени я магию кирина сейчас, это будет равносильно тому, что через пару мгновений и так все увидят. Только с парой десятков лишних трупов.
Впрочем, я серьёзно обдумывала и эту возможность — но слишком долго (Ли!): моё время подошло к концу. Зеркало установили так, чтобы всем было видно, меня подняли и подтащили к нему.
Я стиснула зубы и подняла голову: встречать судьбу так уж с музыкой. Что я ещё могу? Хоть посмотрю на настоящую себя напоследок.
Я так и сделала, но вот в чём штука…
Зеркало показало не меня — а принца. Избитого, связанного принца с дикой усмешкой на окровавленных губах.
Это было обычное, не магическое зеркало.
Тишина снова сделалась невероятно острой.
Все молчали. Советники и генералы осторожно смотрели на королеву, а та отнюдь не сразу поняла, в чём дело.
— Так я могу своё тело увидеть? — громко повторила я. — Потому что эта штука показывает меня в неподобающем виде. Немедленно унесите её!
Слуги нерешительно уставились на королеву. А та вскочила с трона и в лучших традициях драмы закричала:
— Кто посмел?! — И тут же, зашипела: — Ванхи!
— А это тануки! — перебила я. — Все знают? Ах, моя матушка снюхалась с ёкаями, головой тронулась, а теперь и на мой трон уселась. Ай-ай-ай!
— Убейте её! — завопила королева. И сама выхватила у ближайшего стражника меч. — Убейте её! Сейчас же!
Я смотрела, как она бежит ко мне и понимала, что из-за Ли я ничего не буду делать. Только сидеть и ждать.
Королева настигла меня и замахнулась.
А потом повалилась навзничь со стрелой в горле.
Двери в зал распахнулись, и в них, как волны во время прилива, хлынула стража. В считанные мгновения зал аудиенций из золотого превратился в алый и вместо вполне уместной здесь тишины наполнился звуками борьбы, хрипами и криками.
Оружия у министров не было. Как иначе — вооружёнными при императоре могут быть только его гвардейцы. Именно они сейчас убивали, а я сидела и смотрела. Что ещё я могла сделать?
Помню, Алим стоял на коленях рядом и тоже смотрел. Равнодушно.
Ещё помню кровь на зеркале, пока его не разбили. Много крови — и крик молодого министра в лохмотьях синего шёлка, который упал на осколки. Кровь из его пробитого горла хлестала, как из незакрытого крана.
С меня сняли верёвки, и голос Ли сказал на ухо:
— Госпожа, прошу, идёмте.
Он сначала мягко подтолкнул меня к трону, за которым оказалась потайная дверца, теперь распахнутая. Потом я споткнулась о чей-то труп, и меня стошнило. Всё это время Ли и ещё кто-то из гвардейцев стояли вокруг, закрывая меня.
В ушах не переставая звенел крик. Мне казалось, я схожу с ума.
Наконец Ли поднял меня — аккуратно, как девушку. И понёс в тот потайной ход.
Я тогда ещё не понимала, что происходит, но была так шокирована, что ничего не спрашивала да и ничего не делала. Реки крови всё ещё выбивают меня из колеи.
Ли принёс меня в покои императора — я узнала их, потому что именно сюда «папа» частенько звал меня на ужин. Золотые шахматы на роскошном столике чёрного дерева по-прежнему стояли у ширмы с летящими по алому шёлку драконами.
Драконы…
Я поймала обеспокоенный взгляд Ли — сердце скакнуло к горлу и испуганно задрожало. Господи, драконы!..
— Господин! — выдохнул Ли, когда я забилась в его руках не в силах вдохнуть.
Стражники и евнухи метались по спальне, как вспугнутые мотыльки, а я дугой выгибалась на роскошной императорской кровати, пытаясь сказать Ли про драконов. Из онемевшего рта не раздавалось ни звука.
Ли рванул на мне кожаную куртку, шнурок с хрустальным флаконом вдруг оказался прямо перед моими глазами. Ли не видел его, Ли ничего не знал.
Он не предал меня, он не предал, не предал, господи, что я теперь буду делать, что мне делать?!
И когда грудь сдавило так, словно на неё уже положили могильный камень, Ли толкнул мне в рот чашу с чем-то горько-мятным. Я глотнула, чуть не захлебнулась — и боль мгновенно отпустила.
— Всё хорошо, — шептал мне на ухо Ли. — Всё хорошо.
Нет. Не хорошо. И уже никогда не будет.
В лекарстве оказалось снотворное — я проспала всю ночь и половину следующего дня.
А когда проснулась, во дворце царила страшная суматоха. Метались слуги, куда-то бежали стражники… Понимаете, они же здесь в присутствии императора вздохнуть боятся, сидят строго по линеечке и ходят по двору арестантскими группами не ускоряя шаг. А тут…
Я, всё ещё в одежде кочевников, кое-как по стене доплелась до зала аудиенций, где обнаружился Ли, наёмники в чёрном — на коленях там, где я привыкла видеть министров. И шаман Угэдэй в кандалах.
Алим тоже здесь был. И тоже в кандалах.
Я как раз доползла до трона, когда Ли обнажил меч и приготовился снести сыну хана голову.