— Разумеется, вернешь. Эти горки будут приносить кучу денег. Как ты полагаешь? Может, даже по пять долларов в неделю?
— Я и не собиралась отдавать долг с заработанного на аттракционе. Знаю, что на нем состояние не сколотишь. Но как только я закончу «Черный гром» и он опять заработает, я… — Она умолкла на полуслове. Это оказалось даже труднее, чем ей поначалу представлялось. Начав говорить, она знала, что выдает единственную оставшуюся у нее тайну, которая имеет для нее какую-то ценность — Сегодня же вечером позвоню своему агенту. Я опять собираюсь работать.
— Не верю.
Она почувствовала слабость.
— Я должна. Если съемки — единственный доступный мне способ восстановить «Черный гром», то я пойду на это!
— В конечном итоге из этого может получиться что-нибудь приличное.
— Что ты имеешь в виду?
— Тебе не следовало бросать сниматься, Хани. Ты даже не потрудилась узнать, на что способна.
— Я могу играть только Дженни Джонс, — свирепо ответила она. — Вот и все. Я личность, совсем как Дэш. А никакая не актриса.
— Откуда ты это знаешь?
— Просто знаю, и все. Я же слушала все эти ваши постоянные разговоры о вживании, аффектированной памяти, бухарестской школе. Но ничего в этих вещах не смыслю.
— Да это просто словарь. И он не имеет ничего общего с талантом.
— Я не собираюсь вдаваться в подробности, Эрик. Единственное, что хочу сказать, — эти деньги я верну. Я заставлю своего агента подобрать кое-какие жесткие контракты — роли в фильмах, телефильмы, коммерческие ролики, — словом, все, за что платят. К тому времени, как публика поймет, что я не Мерил Стрип, и предложения ролей иссякнут, ты получишь назад свои деньги с процентами.
Он внимательно посмотрел на нее:
— Ты намерена так дешево продавать свой талант?
— Говорить, что я буду продавать талант, было бы не совсем точно, разве не так? Возможно, лучше сказать «известность».
Он поджал губы.
— А почему бы тогда просто не позвонить в один из крупных журналов для мужчин? Там тебе заплатили бы целое состояние за позирование в голом виде. Подумай над этим. Ты получишь деньги, которые нужны для окончания восстановления аттракциона, а парни по всей Америке начнут кончать вручную перед фотографиями голой Дженни Джонс!
Он нанес прямой удар, но она и виду не подала.
— А сколько, по-твоему, там мне дадут?
Он скомкал бумажный пакет и, неодобрительно крякнув, с силой швырнул на землю.
— Шучу, — жестко сказала она. — Ты стал таким ханжой!
— А вот что мне интересно. Будь фотографирование нагишом единственным способом раздобыть деньги, пошла бы ты на это?
— Наверное, я бы подумала.
— Держу пари, что пошла бы! — Он в изумлении покачал головой. — Черт побери, похоже, ты и в самом деле пошла бы на это.
— Ну и что? Мое тело для меня больше ничего не значит.
Эрик стоял, не шелохнувшись, и она подумала, уж не вспомнил ли он, как она предложила ему себя. И уцепилась за удобный случай намекнуть, что их недавняя близость не имеет для нее никакого значения.
— Мое тело ничего не значит, Эрик. Ничегошеньки! Сейчас, когда Дэш умер, мне это ну просто совершенно безразлично!
— А вот я на сто процентов убежден, что ему бы это было небезразлично!
Она отвернулась.
— Разве не так?
— Да. Да, наверное, ты прав. — Она тяжело вздохнула. — Но он мертв, Эрик, а я должна восстановить эти американские горки.
— Но почему? Почему для тебя это так важно?
— Да я… — Она вспомнила ночь у озера. — Я хотела рассказать тебе раньше, но ты бы не понял. Просто есть кое-что, что я должна сделать, вот и все.
Пока она пыталась справиться с волнением, повисло тягостное молчание.
Он уставился на сбитые носки своих рабочих сапог.
— Так все-таки сколько тебе нужно?
Она ответила.
Он посмотрел на пустое место, где когда-то стоял «Кид-диленд».
— Так и быть, Хани. Давай с тобой договоримся. Я дам тебе взаймы денег, но с одним условием.
— Каким?
Он повернулся и посмотрел на нее единственным голубым глазом так пристально, что ее бросило в жар.
— Тебе придется дать расписку, что ты поступаешь в мое распоряжение.
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду твой талант, Хани. Ты отдашь его до последней капли, пока не сможешь вернуть долг.
— Что-что?
— Я буду выбирать сам, где тебе играть, а не ты и не твой агент. Я и только я буду решать, за какую роль ты будешь браться, а за какую нет.
— Но это же смешно!
— Можешь принять это предложение или отказаться.
— Да с какой стати я буду его принимать? Ведь ты-то никогда не отдавал свою карьеру в чужие руки!
— Да, и этому не бывать.
— А вот от меня ты хочешь добиться именно этого!
— Я ничего не хочу добиваться. Деньги-то нужны тебе, а не мне!
— Это же какое-то рабство. Ты сможешь засунуть меня в какую-нибудь коммерческую тягомотину или заставить делать рекламу на автошоу по сто долларов за выход!
— И такое может быть.
— У меня нет причин доверять тебе. Да ты мне даже не нравишься!
— А я этого вовсе и не жду.
Он сказал эти слова с такой простотой, что ей стало стыдно. Скорее всего он больше ни на что и не рассчитывает.
Схватив свой недоеденный бутерброд, Хани встала и бросила на него враждебный взгляд.
— Ну ладно, договорились. Будь по-твоему. А теперь лучше не попадайся мне на глаза, иначе пожалеешь!
Он проследил, как она удаляется.
«Вот болтунья», — подумал он про себя. Она по-прежнему размахивает своими кулачками, как и в те годы, когда была ребенком. Да еще и угрожает.
Как ненавистны ему это ее донкихотство, бой с тенями и призраками. И худший из всех ее призраков — эти проклятые американские горки. Говорит, что эти горки — ее надежда, а у него тяжелое предчувствие, что она надеется с помощью «Черного грома» вернуть из небытия мужа. Постояв, Эрик собрал остатки ленча. Нельзя и представить, чтобы кого-нибудь любили так, как Хани любила Дэша.
И хотя у него еще оставалось две недели до возвращения в Лос-Анджелес, у него появилось непреодолимое желание уехать сейчас же. Убраться от убитой горем вдовы Куган восвояси — вот что ему следует предпринять! А он вместо того, чтобы отдалиться от нее, еще сильнее вовлекся в ее орбиту, и когда спросил себя, почему это произошло, ответ был только один.
