Книга Остановленный мир - Алексей Макушинский

Итак, еще раз, почему – почему же? – у западного варвара нет бороды? Вопрос скандально-бессмысленный. Он перестает быть таким уж бессмысленным или становится еще более бессмысленным и скандальным, если мы будем исходить из того, что под западным варваром подразумевается Бодхидхарма, Первый патриарх школы дзен, по-китайски чань, пришедший в Китай из Индии в конце V века, если верить легенде. Знают ли эту легенду здесь собравшиеся старушки? Если не знают, то сейчас он расскажет им. Действительно рассказал он, поднимаясь и спускаясь с подиума, о приходе Первого патриарха, о его встрече с благочестивым императором, об открытом просторе, в котором нет ничего святого, о громоподобном «не знаю», сказанном Бодхидхармой в ответ на вопрос, кто он такой. Есть множество дзен-буддистских коанов, сообщил Герхард, спрашивающих о смысле прихода Первого патриарха с Запада, то есть о смысле самого дзена, но, кажется, только один-единственный спрашивает, почему у него нет бороды. А дело в том, к новой радости заулыбавшихся старушек объявил Герхард, проводя пальцами над верхней губою, дело в том, видите ли, что у Бодхидхармы была борода. У Бодхидхармы была великолепная борода, отменная борода, всем бородам борода. По крайней мере, поколения китайских и японских художников изображали и до сих пор изображают его с густой, иногда черной, иногда рыжей, совсем не китайской и не японской, но в самом деле какой-то варварской бородою. Это символ его силы, его первобытной мощи. Во всем его облике есть что-то первобытное, необузданно-грозное. Не в одной лишь бороде оно выражается, но и в огромных ужасных его глазах, сообщил Герхард старушкам, сам ширя и наставляя на них свои маленькие колкие глазки. По легенде, которую здесь собравшиеся, может быть, знают, а может быть, и не знают, и если не знают, то он, Герхард, с радостью расскажет им, Бодхидхарма просидел девять лет лицом к стене, медитируя, и так усердствовал в своем аскетическом подвиге, так упорствовал в своих духовных усилиях, так стремился бодрствовать и боялся заснуть, что в конце концов отрезал себе веки (старушки вздрогнули при этих словах), дабы они, веки, не смели опускаться ему на глаза, и выбросил их вон из той пещеры, в которой сидел, и ресницы его упали в землю и проросли, и что же, по мнению присутствующих, из них выросло, из этих ресниц? Из них вырос чай, вот что, с торжествующей улыбкой объявил Герхард, и вот почему чай – это самый буддистский, самый дзенский напиток, и чайная церемония тоже пронизана духом дзена. Все это поэтические легенды, и все это только звучит так ужасно, объявил Герхард с улыбкой теперь уже милостивой, снисходя к слабым нервам старушек, эти отрезанные веки – просто символ его, Первого патриарха, решимости, его готовности идти до конца, чего бы это ни стоило, не оставлять усилий на пути к просветлению. Просветление ведь то же, что пробуждение, радостно сообщил Герхард, наливая себе воды из неизвестно как и откуда появившейся на столике бутылки в неизвестно как появившийся на нем же стакан; Будда и означает, собственно, Пробужденный. Мы спим, нам надо проснуться. Но даже если вдруг ненадолго мы пробуждаемся, слишком велик соблазн снова закрыть глаза, снова заснуть, слишком легко мы поддаемся ему. Бодрствуйте, говорит Христос, ибо не знаете ни дня, ни часа, когда придет Сын Человеческий. Так и в Гефсиманском саду, как все вы помните, объявил Герхард радостно закивавшим старушкам, Иисус просил учеников своих бодрствовать с ним вместе и три раза подходил к ним, три раза заставал их спящими, а у Паскаля в его «Мыслях» есть замечательные слова, которые он, Герхард, не устает повторять про себя денно и нощно, сообщил Герхард, скромно потупившись. Иисус, говорит Паскаль, будет в агонии до конца света, нельзя спать в это время. Тут сделал он паузу и повторил то же самое по-французски, с хорошим и явно сознающим себя в качестве такового прононсом. Вновь он выдержал паузу, позволяя старушкам в полной мере насладиться прононсом, цитатой… В общем, не нужно понимать все это буквально, как не нужно понимать буквально и следующий, не менее кровавый эпизод, относящийся к ученику и дхармическому наследнику Бодхидхармы именем Хуэй-кэ, по-японски Эка, Второму, соответственно, патриарху в традиции школы чань, школы дзен. Этот Эка, если верить, опять же, легенде, которую знают или не знают собравшиеся, которую, если собравшиеся не знают ее, он, Герхард, с удовольствием им расскажет, Эка этот, пустился Герхард рассказывать, явился к Бодхидхарме, когда тот сидел в своей пещере, с просьбой о поучении, о передаче истины и дхармы. Бодхидхарма, неистовый старец, даже плечом не повел в его сторону. Тогда Эка встал на колени перед входом в пещеру. А была зима, он должен сообщить всем присутствующим, зима суровая и снежная, какой в китайских горах ей и полагается быть. Снег занес искателя истины, едва не замерз он. Но и это не смягчило великолепного варвара, упорно смотревшего в стену. И лишь когда Эка, в доказательство своей непреклонной решимости, выхватив меч, отсек себе левую руку (старушки снова вздрогнули при этих словах) и бросил ее – вот на тебе! – к ногам старика, тот, наконец смилостивившись, спросил своего будущего преемника, чего ему надобно. Тут произошел между ними прелюбопытнейший разговор, сообщил Герхард тоном снисходительно-вкрадчивым, как если бы он сам при этом разговоре присутствовал. Наставник, произнес Эка, мой дух беспокоен. Прошу тебя, успокой его! – А, пожалуйста, сказал страшный старик. Принеси мне свой дух, и я вмиг его успокою. – Учитель, отвечал ему Эка, я искал свой дух повсюду и не мог найти его. – Вот я и успокоил твой дух, объявил Бодхидхарма.