Серо-стальная и полупрозрачная, она стремилась поскорее исчезнуть из виду за золотом солнечного света в синеве ясного неба. Но Сфера присутствовала в вышине всегда, и днем и ночью, переползая из фазы в фазу, приближаясь и отдаляясь, вызывая солнечные затмения и приливные волны. Сфера выглядела почти как «Звезда смерти», разве что казалась более комковатой и рельефной.
Эдем – мир-рай, мир-курорт – был ее единственной луной.
Сферу построили херувимы… точнее – еще не достроили, но все работы были уже близки к завершению. А Эдем – планетоид естественного происхождения – случайно угодил в поле притяжения Сферы, и был превращен в одну гигантскую базу отдыха.
Лещинский опустил взгляд: с боковой дорожки в аллею, ведущую к высокому крыльцу Санатории, вывернула поджарая фигура. Карл, одетый в шорты и мокрую под мышками футболку, в кепке на коротко стриженной голове, бежал к корпусу, шаркая подошвами кед по асфальту.
– Петухи поют – проснулись, чуваки бредут – согнулись, – так, пыхтя и отдуваясь, поприветствовал он Лещинского.
– Дарова, – ответил Лещинский. – Прогнал холестеринчик по сосудам?
– Йа, пробежка – зер гут, – Карл дотянул до ступеней и остановился, согнувшись, уперев ладони в колени.
– Кого из моих видел? – поинтересовался Лещинский.
Карл снял кепку, принялся обмахиваться.
– Натали видел с Майком Пускающим Ветер на корте, – сообщил он, ухмыляясь. – И прохвессор мне попался: шел такой франт в белой рубашке, белых штанах и с пиджачком через плечо. В руках была шахматная доска, наверное, к Отшельнику в гости направился. Жарко сегодня с утра, начальник, да?
Лещинский кивнул и дремотно прикрыл глаза. А потом спохватился.
– А что у нас с реквизитом? Начал делать бронеход?
Карл прекратил обмахиваться, сел на нижнюю ступень.
– Папье-маше вроде есть, – ответил он усталым голосом. – Теперь нужен клей, но не ПВА, а более сильный. И еще – скобы для степлера. Я не знаю, где их заказать. Попросил в Ресторации, а машинка мне напечатала вот эту штуку… – он поднял темную от татуировок руку, демонстрируя массивный золотой браслет.
– Значит, хотел не то, что нужно, – высказался Лещинский.
– Начальник, я после обеда возьмусь за бронеход, – Карл принялся крутить кепку на указательном пальце. – Сейчас закажу пива и заодно – ведерко клея. А после обеда – за дело.
– Обещаешь?
– Мамой клянусь.
– Ну, тогда добро, – Лещинский двинулся по ступеням вниз.
– А! Начальник, слышь… – Карл поймал Лещинского за штанину. – Облом на сегодня. Жанна собирается устроить вечеринку, типа, в гавайском стиле. Приходи в Купальню, как стемнеет.
Лещинский вздохнул.
– Была ведь уже в гавайском стиле…
Карл блеснул белоснежными зубами.
– И еще будет. Понравилось же всем, помнишь? Приходи, ладно?
– Посмотрим, – уклончиво ответил Лещинский. Ему стало понятно, что от Карла сегодня толку не будет. И чем, интересно, событие, запланированное на вечер, мешало ему заниматься делом утром и днем? К тому же, Карл сам вызвался собрать пару бронеходов из папье-маше – в натуральную величину и на колесиках, чтобы можно было передвигать по сцене во время спектакля.
Лещинский пошел неспешным шагом по аллее, раздумывая, куда ему направиться: на корт к Натали или в бунгало Отшельника. Воображение подсовывало соблазнительную картинку: Натали размахивает ракеткой, гладкие черные волосы развеваются, глаза сияют, длинные сильные ноги напряжены, футболка обтягивает высокую грудь. Он подходит к своей любовнице сзади, обнимает и целует в пахнущую духами шею. Майк Дремлющий Ветер отводит взгляд и рубит ракеткой воздух, ожидая, когда его партнерша вернется в игру…
Но правила нужно соблюдать. Если Натали не желает выставлять чувства напоказ, значит, ее нужно уважить. В этом были свои плюсы, главное понимать, что вся ее любовь – только для него одного, и только когда они наедине.
И все же Лещинский немного завидовал: Карл жил с Жанной, Гаррель – с Сон-Сар, и он был бы не прочь законно сожительствовать с Наташкой. Чувство утраты и боль, которая его сопровождала с момента огненного шторма над Колонией, понемногу ослабли, но не прошли бесследно. Оксану он по-прежнему часто видел во сне. Типичный сюжет – Оксана, как раньше, рядом с ним, а он терзается, не зная, как теперь быть с Натали. Обычно он просыпался в дурном расположении духа, и хорошо, если Натали оказывалась на одной простыне с ним, а если нет, то приходилось бродить по апартаментам, сердито цедя коньяк с лимонным соком до тех пор, пока черная меланхолия не сменится пьяным благодушием…
Лещинский принял решение. Свернул на дорожку, ведущую к озеру. Бодро прошагал мимо живой изгороди, над которой порхали пестрые бабочки, мимо аккуратно постриженных кустарников с голубой листвой, похожей на снежинки, мимо изумрудных лужаек и цветущих клумб. Вскоре в поле зрения появился деревянный домик с плоской крышей и широкими, открытыми настежь окнами. Бунгало Тарбака располагалось над озером, и одна его часть стояла на сваях. Лещинский не раз наблюдал, как Отшельник, подобно гигантской лягушке, прыгал из окна в воду, а затем плыл, с силой толкая ногами и поднимая волну. При этом он никогда не снимал свой дурацкий, протертый местами до дыр черный костюм.
Лещинский взбежал по деревянным скрипучим ступеням. В бунгало царила прохлада и пахло свежим кофе. Огромный вентилятор мерно работал под потолком. Кушетка Отшельника пустовала, тяжелый плед, который хозяин дома использовал вместо одеяла, был аккуратно сложен. За барной стойкой в сосредоточенной позе застыла знакомая фигура. Семеныч, прикусив от напряжения язык, подливал тонкой струйкой в свой кофе из «чекушки» без этикетки. Скорее всего – коньяк. Рядом на стойке ждала наготове шахматная доска, фигуры стояли на местах, еще не было сделано ни одного хода.
– Попался! – усмехнулся Лещинский.
Профессор судорожно рванул руку с «чекушкой» вниз, намереваясь спрятать бутылку за стойкой. Походил он в тот момент на студента, которого застукали со шпаргалкой. Но уже через миг Семеныч понял, что юлить бесполезно, он молча достал стакан из толстого стекла, плеснул в него коньяку на два пальца, подтолкнул по стойке к Лещинскому.
– Дык утро ведь, – с улыбкой пожурил профессора Лещинский.
– Да какая разница, Костя, – Семеныч поиграл седыми бровями. – Тут что утро, что вечер. Все равно делать нечего.
– Почему же, – Лещинский взял стакан. – Я сегодня планировал собрать творческую группу, чтобы устроить «мозговой штурм». Нужно проработать финал и придумать убедительное обоснование фагов.
– Ну, до вечера еще далеко. – Профессор прищурился, поднял двумя пальцами чашку с кофе и сделал пару мелких глотков. – До вечера времени столько, что можно упиться, проспаться, опохмелиться и сесть со свежими силами за сценарий.
– А почему сразу вечером? – Лещинский залпом выпил коньяк, занюхал запястьем и продолжил сипло: – Что нам мешает собраться, скажем, через час? Все равно бездельничаем. Кстати, а где Отшельник? – Взгляд уперся в закрытую дверь в дальней стене. – В туалете, что ли?
