– Пожалуйста. – Ева сделала знак Пибоди, а сама встала, чтобы налить воды из кувшина, стоявшего в комнате.
– Этого я не планировала, – продолжала Марни. – Но иногда приходится отклоняться от плана. У тебя там кто-то есть за этим зеркалом?
Ева изучила свое отражение.
– А это имеет значение?
– Просто хочется знать, есть ли у меня зрители. Я ее не убивала, я просто потеряла голову – она меня ударила прямо по лицу.
– Раскрытой ладонью, – кивнула Ева, вспоминая. – Жгучая боль, но не настолько сильная, чтобы оставить след. Она здорово навострилась бить, не оставляя следов.
– Ей нравилась боль. Нравилось причинять боль, нравилось чувствовать боль.
Марни повернулась к зеркалу, и их глаза встретились в его серебристой глубине. Что-то мучительно сжалось внутри у Евы. Она хорошо понимала, что это такое – держать в руке оружие и пустить его в ход. Слепо. Яростно.
– Она была из таких, знаешь, – продолжала Марни, – с садомазохистскими вывертами, но только без секса. В общем, вот что я тебе скажу: она была гребаной извращенкой. Но я не собиралась ее убивать. Она даже не дала мне шанса сказать ей, кто я такая на самом деле. А мне так хотелось полюбоваться на ее рожу, когда я ей скажу, мне это во сне снилось. Чертовски жаль, но уж ничего не попишешь.
– Да, вероятно, это было большое разочарование. – Храня непроницаемое выражение, Ева оглянулась, когда вошла Пибоди с новым стаканчиком кофе, а потом снова повернулась к Марни. – После этого тебе пришлось действовать оперативно.
– Сначала мне хотелось просто убежать, но я быстро сообразила, что к чему. Хотя теперь-то я понимаю – не надо было брать все это барахло. – Марни посмотрела на пуловер. – Но я не смогла устоять. Надо было выждать, взять все это позже, но на меня как будто что-то нашло.
– Ты знала, что соседний номер свободен.
– Да. Горничная сказала. Думала, может, мы захотим поселиться рядом, дверь в дверь. Нет уж, спасибо. К счастью, окно там было открыто, а то пришлось бы мне чиститься да переодеваться прямо на платформе пожарной лестницы, а потом спускаться, топать за угол и входить через главный вход. Гостиница паршивая, служба безопасности – полное дерьмо. Я не думала, что кто-нибудь заглянет в соседний номер. Я же оставила след, ведущий вниз по лестнице. Открытое окно, мертвая женщина, кровавый след. Я была осторожна.
– Ты все продумала, – согласилась Ева. – Только не надо было утром самой идти. Надо было, чтобы Бобби ее нашел.
– Зато так было гораздо веселее. Надо же когда-то и свой законный кайф словить. Но вот чего я не ожидала, так это что вы с Рорком там появитесь. Чуть было не упала от неожиданности. Вот уж не думала, что вы придете к старой суке. Пришлось импровизировать.
– Тебе небось пришлось попотеть. Ты же оставила телефон, носок, окровавленные полотенца в соседнем номере, пока мы осматривали место убийства.
– Точно. Но я решила: даже если вы их найдете, все равно у вас нет причин меня подозревать. Ну, а на следующий день я немного подстраховалась. Взяла барахло, вышла, распихала все по разным утилизаторам, пока гуляла, осматривалась, подыскивала подходящее место. Я знала этот бар, я ведь когда-то жила в Нью-Йорке.
– Я знаю.
– Да брось, не гони, – фыркнула Марни.
– Ты проболталась, когда вы покупали сосиски. Не то сказала. В тот день я прикрепила «маячки» к вам обоим, подстраховалась.
На миг лицо Марни лишилось всякого выражения, потом на нем промелькнула досада. Она пожала плечами.
– Бобби поскользнулся.
– Ты все равно завязла по уши, Марни. К тому же за сотрудничество тебе зачтется, так что не морочь мне голову. Даже не начинай. Труди мертва, и у нее остались все эти деньги. А между ними и тобой стоит Бобби. Скучный Бобби.
– Думаешь, все дело в деньгах? Деньги – это всего лишь глазурь, но не торт. Главное, – это расплата. Она получила по заслугам. Сама прекрасно знаешь, она получила по заслугам. Бобби – зануда, но парень он неплохой. Если я его слегка подтолкнула, это был просто минутный порыв, больше ничего. Так, подкинула работенку. Специально для тебя. Чтобы ты продолжала искать невидимку. И я пыталась втащить его назад. У меня свидетели есть. – Марни с обиженным видом отхлебнула кофе. – Давай подведем черту. У тебя на руках мертвая шантажистка. И она первая меня ударила. Я уничтожила диск с записью, которую она заставила меня сделать. Я все диски уничтожила, твое досье тоже. Услугу тебе оказала. Если бы я хотела бабок срубить, я бы эти диски тебе предъ-явила. Но я этого не сделала, а знаешь почему? Потому что тогда – давным-давно – она посадила нас с тобой в одну лодку. Я могла бы подождать и разругаться с Бобби после возвращения в Техас. Чего-чего, а времени у меня навалом.
– Но ведь ты не собираешься возвращаться в Техас. Ты летишь на Бали, верно?
Опять на губах у Марни промелькнула улыбка.
– Я об этом подумываю. Многие люди, которым она отравила жизнь, будут рады, что я с ней поквиталась, да и ты могла бы спасибо мне сказать. Она издевалась над нами, Даллас, она из нас все соки высасывала. Как кошка с мышками играла. Ты же знаешь. И ты знаешь, что она получила по заслугам. Мы с тобой обе там были, знаем, что к чему, ты бы на моем месте сделала то же самое.
Ева вспомнила, как они встретились глазами в зеркале. Что она увидела в глазах Марни. Что увидела в своих глазах.
– Это ты так считаешь.
– А так и есть. Меня за это не осудят. Нет, не осудят, когда узнают, что она собой представляла, что она делала. Может, нападение с причинением. Я отсижу за это пару лет. И за фальшивую ксиву. Но убийство? Ты мне это не пришьешь.
– Думаешь, не пришью? А вот посмотрим. – Ева вскочила на ноги. – Марни Ральстон, вы арестованы за убийство Труди Ломбард. А также за покушение на убийство Бобби Ломбарда. Далее мы включим в обвинение подделку удостоверения личности, ложные показания, данные полиции. Ты просидишь больше, чем пару лет, Марни. Это я тебе гарантирую.
– Да пошла ты! – рявкнула Марни. – Выключи запись, выставь отсюда свою напарницу, чтобы остались только мы с тобой. А потом скажешь мне, что ты на самом деле чувствуешь.
– Я тебе прямо сейчас скажу, что я на самом деле чувствую. Под запись или без, мне все равно.
– Ты рада, что она мертва.
– Ошибаешься. – То, что стискивало ее изнутри, вдруг ослабло. Потому что Марни ошибалась. – Если бы это зависело от меня, Труди сейчас была бы в тюрьме. Точно так же, как и ты. Она сидела бы в тюрьме за то, что сделала со мной, с тобой, за всех девочек, которых она мучила, за всех женщин, которых шантажировала. Это правосудие.
– Это чушь собачья.
– Нет, это моя работа, – перебила ее Ева. – Но ты не оставила мне возможности ее выполнить. Ты взяла кистень и раскроила ей череп.
– Я же говорю, не собиралась я ее убивать.
