— Получается, совпадение? Или тот, кто написал письмо, мог предсказывать будущее?
Нет, здесь явно другое. Если Бентли говорит правду, значит, тот, кто писал записку, знал о его отношениях с Элли. И ему было известно о романе Кэсси с профессором Олбани.
Он мог оказывать влияние на решения Гарланда, в том числе и на его намерение основать кафедру для профессора в колледже. И этот человек знал Лео Козловски, который принес письмо профессору Олбани.
— Наталия, — произнес вслух Макдермотт.
Сидящий в комнате для допросов Гарланд Бентли покачал головой и задумался.
— Когда мы с Наталией развелись… Я не мог ее винить. Она не просто хотела расстаться, она хотела сделать это немедленно. Наталия могла привести в действие наш брачный договор, подать на меня в суд, но вместо этого решила уладить дела, выплатив мне отступные. Таким образом она словно говорила мне, чтобы я ушел из ее жизни, и как можно скорее. — Бентли вздохнул. — Она сказала, что я получу деньги. Но при одном условии.
— Вы учредите кафедру для профессора Олбани? — спросил Троттер.
Бентли с мрачным видом кивнул.
— Она сказала, что Олбани был наставником Кэсси. Моя дочь очень уважала его. А из-за того… что натворил этот монстр, профессору грозило увольнение. Его еще не зачислили в основной штат, и он мог навсегда лишиться возможности заниматься преподавательской деятельностью. — Бентли откашлялся и сосредоточился. — Я прекрасно понимал, что был плохим мужем. И если Нат хотела, чтобы я сделал подобное одолжение, я с готовностью исполнил ее просьбу. Если бы я знал или хотя бы подозревал, что он посмел дотронуться до моей дочери…
Макдермотт посмотрел на коммандера, но тот молчал. Это было как холодный душ. Макдермотту нечего было сказать. Насколько он мог судить, коммандеру также.
«К черту. Это дело расследует Макдермотт, нравится вам или нет. И оно становится все интереснее и интереснее».
Троттер решил прерваться. Они закончили в два часа ночи. Этот день стал долгим для всех: и для Троттеров, и для полицейских. Уже ничего нельзя было предпринять, разве что продолжить лихорадочные поиски автомобиля Козловски.
Наталия Лейк послала письмо профессору Олбани. Она не хотела, придавать огласке роман ее дочери и Олбани. Кроме того, она не желала, чтобы всем стало известно об отношениях ее мужа и Элли. Нат развелась с Гарландом через несколько недель после убийства Кэсси.
Но почему?
— Поезжайте домой, детектив, — сказал ему коммандер.
Макдермотт кивнул. Делать здесь больше нечего.
Однако он поехал не домой.
Время стало моим врагом. Борясь со сном, я просидел в коридоре у входа в спальню до половины шестого утра. Я начал было клевать носом, но тут же проснулся и посмотрел воспаленными глазами на экран панели сигнализации, которая находилась на верхнем этаже. Затем, выпив две таблетки аспирина, наспех принял душ. Я старался передвигаться тихо, внимательно прислушиваясь, в любой момент ожидая нападения. С трудом затолкав в себя кусок тоста, я пошел к двери черного хода. Возможно, там все и произойдет… Однако я беспрепятственно добрался до автомобиля. Открыл дверь гаража и заглянул внутрь, но там ничего не было, кроме моего «кадиллака» и садовых инструментов.
Я сел в машину и глубоко вздохнул. Настало время повидаться с Наталией Лейк. Пора выяснить, насколько хорошо я играю в покер.
Глава пятидесятая
Когда в семь утра я вышел из машины, женщина, одетая во все белое, уже ждала меня. Она стояла, заложив руки за спину.
— Доброе утро, мистер Райли.
— Доброе.
Она повернулась к двери:
— Миссис Лейк ждет вас.
Я последовал за женщиной к одной из входных дверей и очутился в роскошном холле. Женщина отвела меня в салон с антикварной мебелью и кабинетным роялем. В этой чистой, со вкусом обставленной комнате все буквально кричало о богатстве и тоске хозяйки.
— Спасибо, Марта.
Я обернулся и увидел Наталию Лейк. Передо мной тут же возникла картина из прошлого: я вспомнил, как она пришла на опознание дочери. С тех пор она сильно состарилась и, как мне показалось, ее шея и лицо претерпели серьезное вмешательство пластических хирургов. Неестественная гладкость кожи придавала особую жесткость выражению лица.
— Спасибо, что согласились встретиться со мной, миссис Лейк.
— О, называйте меня просто Нат. — На ней были светло-сиреневая блузка с рукавами в три четверти и белые брючки. Она взяла мою руку и сжала ее. — После всего, что было, я для вас просто Нат.
Мы сели рядом на кушетке. Кончиками длинных тонких пальцев она дотронулась до моей руки.
— Вы любили эту женщину? Шелли Троттер…
Я кивнул.
— Дочь Лэнга, о Боже… — Она внимательно посмотрела на меня. — Пол, прошу вас, скажите, Гарланд не замешан в этом?
— Нет, он здесь ни при чем.
Она вздохнула. Но я не знал, как толковать ее реакцию.
— Все, что случилось на этой неделе, было сделано с целью утаить нечто важное, — сказал я. — А Гарланду нечего скрывать. Да, он совершил немало постыдных вещей. Он спал с лучшей подругой вашей дочери. Он сделал ребенка вашей сестре. Но он тогда никого не убивал, Нат. А значит, у него нет причин совершать убийства теперь. Ему нечего защищать.
Я позволил ей осознать смысл сказанного, надеясь, что Наталия заполнит паузу. На ее губах появилась неодобрительная усмешка. Я подумал, что мои суждения разочаровали ее, но не ожидал, что она выскажет это вслух. Наталия открыла маленькую перламутровую коробочку, достала сигарету, прикурила и молча затянулась.
Я даже не знал точно, зачем приехал. Но интуитивно чувствовал, что могу найти здесь ответы на некоторые вопросы. А я умею добывать информацию.
— Вы знаете, где Лео Козловски? — спросил я.
— Нет, разумеется. — Она откликнулась слишком быстро, словно ожидала вопрос и пыталась защититься. Она уже была готова к подобному обвинению.
— Вы помогли ему перебраться сюда, Нат. Ваши родственники в Венгрии дружили с его семьей. Этот больной безумец предан лишь одному человеку — вам.
Наталия стряхнула пепел в мраморную пепельницу. Ни разу в жизни ей не приходилось перед кем-либо объясняться. Она и сейчас не собиралась это делать.
Нужна была очень серьезная причина.
— Лео Козловски убил Элли Данцингер, — сказал я. — По вашему указанию.
— О… — Она больше не улыбалась. Повернулась ко мне и посмотрела одновременно с презрением и восхищением. — И это все? Или вы считаете, что я организовала убийства всех остальных девушек? Включая мою собственную дочь?
Она говорила холодным, высокомерным тоном, но ее глаза горели огнем. Наталия оставила дымящуюся сигарету в пепельнице и встала с кушетки, чтобы поправить картину на стене. Этот поступок показался мне слишком неестественным, я видел, что ей не по себе. Возможно, она пыталась потянуть время.
