Но все-таки, когда вечером следующего дня Нина Ивановна позвала его к телефону, сообщив, что ему звонит «та же девушка», Андрей, схватив трубку, почему-то произнес в нее: «Алло! Настя? Привет».
— Привет, привет. Только это не Настя, а Ира, — в голосе Завьяловой слышался горький сарказм.
— Ой, Ир, извини, привет. Давно не виделись.
— Да уж. Совсем перестал заходить. Насти какие-то появились?
— Заработался, замотался.
— Да-да… Как на работе? Дети не достают?
— Да нет, ничего. Спасибо.
— Не за что! Кстати, на следующей неделе в среду можешь зайти в главный корпус и получить деньги за летние месяцы.
— Ой, спасибо. Как раз вовремя. А то у меня совсем…
— Конечно, «совсем»! Всякие Насти стоят недешево.
Они попрощались. Андрей был смущен: «И почему я такой дурак? Сразу Настю начал звать. Что она подумает?» В голову пришло, что, как и Костюк, Завьялова — выгодная невеста и опять же соседка академика Поморцева. И, самое интересное, зная его реальное положение, все равно атакует! Значит, не надо будет перед ней «пыжиться», она готова довольствоваться малым. И чего он в самом деле? Андрей вспомнил Завьялову на вручении дипломов и вдруг остро понял, что нет у него теперь ни Костюк, ни Ларисы, ни даже Серковой. Одна Завьялова! Ну, Серкову, положим, можно и вернуть. Генеральский сын может позволить себе такое свинство, она проглотит, но к чему? Мирошкин вспомнил убожество условий, в которых выживала приехавшая покорять Москву девушка. «Еще неизвестно, что у нее там в Туве было. А этот урод-фотограф… Бросила все, в Москву примчалась. Тут же под художника легла. На очереди явно Владимир Николаевич. Шалашовка. Еще заразит чем-нибудь». Страх, почти забытый за время напряженной подготовки в аспирантуру и на сто процентов «безопасного» секса с Костюк, вылез откуда-то из глубин подсознания. «Ох, Лаврова, Лаврова! Зачем я связался с ней!» Телефонный звонок прервал его страшные фантазии.
— Это опять я! Если тебе и вправду очень нужны деньги, я могу позвонить — получишь в понедельник.
— Да нет, Ир, спасибо, обойдусь. Все не так плохо.
— Ну, как знаешь.
Она замолчала. Мирошкин лихорадочно соображал: «Чего она ждет? Она уже давно ждет этого… Попрощаться? Но почему не попробовать? Папа из ЦК, академик Поморцев, те же сиськи и ляжки… Ну, будет у меня третья Ира, что же тецерь… Любви, что ли, какой-то неземной дожидаться? Это, похоже, не про меня». Он принял решение.
— Я вот тут долго думал… Не знаю, как ты к этому отнесешься? Ну, после того случая. Летом… В общем, до понедельника еще долго, а впереди выходные. Что ты на них будешь делать?
— Еще не знаю. Особых планов пока не было, — в голосе девушки слышался нерв.
— А что если нам встретиться?
— Ты меня приглашаешь?
— Да.
— А куда?
— Можем сходить в кино. Я слышал в Доме Ханжонкова идет новый фильм Данелии.
— Ну что ж, давай сходим…
Так Андрей сделал шаг, определивший его последующую жизнь.
* * *
На кафедре Богомоловой уже не оказалось. Мирошкин застал только Виталия Александровича Ланина — того доцента, за которым в прошлом году вел семинары. У Ланина были какие-то серьезные проблемы с ногами, передвигался он с трудом, опираясь на костыль, и потому в дни занятий его приводила на работу утром и забирала вечером жена — женщина, внешне совершенно ему не подходившая, по лицу и фигуре которой явно читалось, что она всю жизнь занималась физическим трудом. Андрей Иванович почему-то думал, что она маляр, но почему, не мог объяснить. Ланин приветливо улыбнулся коллеге и, не вставая с места, пожал подошедшему Мирошкину руку. Он был занят — перед Виталием Александровичем восседал толстый армянин лет пятидесяти и со страстью убеждал в чем-то доцента.
— Вы понимаете, Нурик ходит на все занятия, старается, читает, но ничего не может запомнить, — все это было сказано с сильным акцентом.
— Значит, плохо старается! У вашего сына очень своеобразное отношение к учебе. Он действительно приходил ко мне на все лекции, и я его хорошо запомнил, потому что, посидев на них минут десять, он вставал, уходил в коридор и больше не возвращался. — Ланин, казалось, был сама благожелательность.
— Может быть, он в туалет хотел?! Ой, простите. Я с ним поговорю. Я вас прошу — ну, хотя бы тройку!
— Нет.
— А если так: вы ему дадите заранее вопросы, он их подготовит, придет и ответит?
— И этот вариант не подходит! У нас вуз, а не лесная школа. — Ланин начинал нервничать. — Для того чтобы получить «удовлетворительно», ваш сын должен знать что-то по каждому вопросу или хотя бы по большей части вопросов.
— Ну, пожалуйста! У него плохо с русским языком…
— Мне так не показалось. В коридоре он весьма разговорчив, и у него не возникает языкового барьера в общении, скажем, с девушками. Кроме того, вы знали, что обучение у нас ведется на русском языке. Вот если бы я поехал преподавать в Армению, я, наверное предварительно выучил бы армянский язык.
Ланин замолчал и устремил свой взгляд вдаль. Возможно, Виталий Александрович попытался представить себе эту невероятную картину — он читает лекции в Ереване. Отец Нурика то ли исчерпал запас красноречия, то ли его смутило появление Мирошкина, он решил оставить в покое собеседника, задав ему последний, но многозначительный вопрос: «Скажите, пожалуйста, а Игоря Анатольевича Дерунова сегодня нет?» Ланин и Мирошкин понимающе переглянулись — Дерунов был их преуспевающим коллегой, тридцатилетним доктором наук, подъезжавшим к институту на подержанном, но все еще недурном «вольво». В свое время, рассказывая Андрею Ивановичу о кафедре истории и политологии, Саня Куприянов посвятил Дерунову отдельный сюжет: «Ты понимаешь, Андрюха, вот уж на ком пробы ставить негде, так это на Дерунове — закончил МГУ, защитил диссертацию по губернской реформе Екатерины Второй, а через год нашел совет в каком-то заборостроительном институте и решил там докторскую защитить. Кое-что в кандидатской подправил и давай отзывы собирать. Говорят, кому-то деньги сулил, кого-то просил, рассказывал, что неизлечимо болен, умрет скоро и мечтает отойти на тот свет доктором наук. Уломал-таки трех докторов — написали или просто подписали ему отзывы, в совете у него уже все схвачено было — бац, и доктор наук в двадцать шесть лет! И все бы у него было хорошо, да только шум пошел — самый молодой доктор, раньше знаменитого Соловьева защитился и так далее. Поместили про него заметку, кажется в «МК»… Не видел? Ну, может быть, не там, не знаю. Я тоже сам не читал. В ВАКе это все дело прочитали, проявили к тексту деруновского изыскания более пристальное внимание и установили, что кандидатская и докторская практически идентичны. Скандал! В итоге его не утвердили. Он — в суд! Уж не знаю, как это у него получилось, но только сюда он пришел уже с дипломом доктора наук. Краснощеков, старый дурак, все носится со своей идеей набрать как можно больше докторов на кафедру — вот и подобрал это дерьмо! А теперь и рад бы отделаться, да не может. А этот, говорят, и взятки берет, и чего только не делает. Последний скандал был — с защитами кандидатских. Он подговорил еще двоих своих однокурсников из МГУ, правда, не таких успешных, писать диссертации на заказ. А чего? Ведь защита сейчас от армии освобождает и косить не нужно. Человек просидел три года в платной аспирантуре, а потом нашел такого Дерунова, и тот ему текст принес по нужной теме. Да и солидному человеку такой «довесок», как степень, не помешает. Когда дело пошло, они и сами дальше «пошли» — начали защиты «своих» проводить во все том же заборостроительном институте, там Дерунов с кем-то так скорифанился, что, говорят, даже для кворума записали в совет нескольких умерших профессоров, документы для этого покупали, трудовые книжки. Клиент, в зависимости от цены, мог получить или только текст диссера, или впридачу, всю папку документов с отзывами и авторефератом. Я слышал, даже подставные какие-то защищались, а заказчики только деньги платили и получали из ВАКа корочку кандидата».
