— Макс, это ты?
В этот момент отец Корнелиус бросился на нее с узким кинжалом в руке. Девушке удалось было отступить, зайти за открытый саркофаг, но противник был проворен и моментально оказался напротив нее. Она крепко сжала фонарик и ударила им противника по голове. Тот практически не пострадал, но свет погас. Подземелье оказалось в полном мраке, но монах смог нанести своей жертве серьезное ранение в живот.
Афдера истекала кровью. Она поняла, что во время борьбы, проходящей в полной темноте, противник завладел документом. Рукопись Элиазара находилась у нее всего лишь несколько жалких секунд.
Девушка прижалась спиной к стене и почти потеряла сознание. Но ей нельзя было забывать о том, что случилось в крипте.
Не забывать. Помнить!..
Когда Макс вернулся, он увидел отца Корнелиуса, который уже вылез наверх и снимал с пояса веревку.
— Кто вы такой? — спросил он.
Убийца кинулся на него и замахнулся окровавленным кинжалом. Кронауэр ловко увернулся, лезвие прошло в паре сантиметров от него.
Корнелиус пробормотал сквозь зубы:
— Nulla potestas nisi a Deo.[42]— И снова ринулся в бой.
Максу пришлось прижаться к стене, чтобы иметь возможность отражать атаки. В конце концов оба повалились на пол. Монах, который был слабее, но проворнее Кронауэра, сумел высвободиться, побежал к выходу и исчез во тьме. В пылу борьбы он не заметил, что Макс сорвал у него сумку, которую Корнелиус носил через плечо. В ней лежало послание Элиазара.
Макс пришел в себя, обвязался веревкой и спустился в подземелье.
— Афдера! Афдера! Как ты там? — крикнул он и повертел фонариком во все стороны.
Макс не получил ответа, вошел в крипту и увидел, что девушка сидит, прислонившись к стене. Кронауэр ощупал рану и понял, что она очень серьезная.
— У меня руки мокрые, — пожаловалась она и показала ладони, запачканные ее же собственной кровью.
— Спокойно, любовь моя. Я вытащу тебя отсюда, — приговаривал Макс, пытаясь перекинуть женщину через плечо.
— Нет, не надо. Я уже почти не чувствую боли.
— Потерпи еще чуть-чуть, — умолял ее Макс.
Кровь Афдеры заливала ему спину.
— Побудь здесь, передохни немного.
— Послание… Он отобрал его. Найди послание Элиазара, — повторяла Афдера, не обращая внимания на свою рану.
Она посмотрела на свои руки, на рану, откуда не переставая лилась кровь, и глаза ее стали закрываться. Макс положил ее голову к себе на колени.
От потери крови у Афдера начался бред.
— Теперь я вспомнила все, начиная от банка в Хиксвилле. Кажется, будто прошла вечность…
Лицо девушки сделалось белым как мел. Максу казалось, что жизнь уходила из нее.
Эпилог
Женева
Брат Альварадо рукой в перчатке взял желтого скорпиона, ввел ему в брюшко иглу для подкожного впрыскивания и извлек яд. Тварь пыталась сопротивляться, но безуспешно.
Этот вид, обитающий на севере Африки и на Ближнем Востоке, не отличался особенно длинным жалом, но все равно считался самым опасным из всех скорпионов. Его укус вызывал невыносимую боль, температуру, корчи, паралич, кому и, наконец, смерть. Альварадо набрал в шприц желтой жидкости, положил его в металлическую коробку и стал дожидаться наступления вечера.
Особняк Грека, расположенный в фешенебельном квартале Женевы, выглядел впечатляюще, но этого нельзя было сказать про его охрану. Несколько вооруженных людей бродили по дорожкам внутри усадьбы, не обращая особого внимания на стены, окружающие ее, хотя именно оттуда хозяину и могла грозить опасность.
Отец Альварадо вскарабкался на крышу фургончика, припаркованного вплотную к южной стене, и спрыгнул по другую сторону, не задев провода сигнализации. Он осторожно прошел через поле для гольфа и приблизился к главному дому.
В окно монаху было видно, как дворецкий возился в салоне, уставленном витринами с драгоценными археологическими экспонатами. Член братства знал, что каждый день, в один и тот же час, этот человек совершал последний обход дома и включал систему безопасности в каждой его части. Самое любопытное заключалось в том, что коридор при этом оставался не защищенным на случай, если хозяин решит ночью спуститься на кухню.
Именно его и решил использовать отец Альварадо, чтоб пробраться в спальню Каламатиано. Он спрятался под главной лестницей, за толстой занавеской, и подождал, пока все в доме не уснут. Затем монах взглянул на часы и стал подниматься по мраморным ступеням, держась правой стороны и прижимаясь к стене. Ведь провод системы безопасности был натянут с левой стороны лестницы.
Монах достал шприц и прокрался к двери, находящейся в конце коридора. За ней, судя по всему, и спал известный антиквар.
Альварадо проник в комнату и подошел к постели. На прикроватном столике лежал стеклянный глаз Каламатиано. Он словно наблюдал за непрошеным гостем.
Монах снял с иглы колпачок и вонзил ее в бедро жертвы. Грек даже ничего не почувствовал. Альварадо вынул из кармана восьмиугольник, положил его рядом с искусственным глазом, произнес ритуальные слова и покинул дом.
Через час, когда яд скорпиона начал действовать, Каламатиано стал испытывать сильные судороги, через сорок минут перешедшие в настоящие корчи. Температура его тела поднялась до сорока градусов. Прошло еще два часа, и хозяин роскошного особняка скончался при загадочных обстоятельствах. Еще одна проблема была умело разрешена.
Где-то в Риме
Максимилиан Кронауэр положил на стол пергамент, пропитанный кровью Афдеры, и стал внимательно вглядываться в значки. Да, это были слова Элиазара, ученика Иуды Искариота.
Кронауэр принадлежал к числу тех немногих ученых, которые могли прочесть и перевести документ, вызвавший гибель стольких людей, начиная с первого столетия нашей эры. Он хотел узнать, о чем здесь говорится, что хотел донести до человечества Иуда, предавший или не предавший Христа. Какую тайну скрывал этот кусок папируса, исписанный арамейскими буквами? Из-за чего погибли все те люди, которые прикасались к нему?
Положив папирус между двумя стеклянными пластинами, Максимилиан при скудном свете лампы стал набрасывать перевод первых строк.
Damiltad-hayynthad-aniar li rabbuni w-Eliezertalmideh ktab… Это слова жизни, переданные Учителем и записанные его учеником Элиазаром. Amar Yeshua 1-rabbuni di: «in titrahaq min habraya w-ipashsher lakh razzaya d-malkhutha». Иисус сказал моему учителю: «Отойди от других, и я тебе поведаю тайны царства», Tukhal 1-mimteya lah, lahen b-isuraya saggiya «Ты можешь их постичь, но будешь много скорбеть…»
