— Я верный слуга фараона, — сказал он, — а тебя оказалось невозможно сбросить со счета.
С этими словами он подошел к двери и что-то резко крикнул. Тут же появился слуга.
— Приведи мне писца, — приказал Амоннахт и сел за свой письменный стол. — Так, — сказал он мне, — сейчас ты продиктуешь то, что хочешь записать, и я это подпишу. Потом мы пошлем свиток царевичу, и он также его подпишет. После этого пойдем в кладовые.
Пришел писец, записал под мою диктовку документ, и Амоннахт поставил под ним свое имя и титулы.
— Отнеси это царевичу, — велел он писцу, — и когда тот поставит на папирусе свою печать, помести папирус в архив вместе с другими документами, относящимися к царской наложнице госпоже Ту. Потом разыщи царского лекаря Пра-эмхеба и попроси его прийти в кладовые гарема. — Амоннахт налил в чашу вина и протянул ее мне. — Выпей, — сказал он. — Нам недолго ждать. Давай выпьем за будущее и воздадим хвалу щедрости богов. У меня тут есть тарелка засахаренных фруктов. Правда, они немного засохли, но все равно вкусные. Хочешь?
Мы выпили и поели засахаренных фруктов, так что когда Амоннахт со стуком поставил свою чашу на стол и пригласил следовать за ним, ко мне уже почти вернулось душевное равновесие.
Мы вышли во двор, в теплую ночь и направились к кладовым. Возле входа нас уже поджидали писец и лекарь. Рядом стоял слуга со светильником.
— Я сделал так, как вы велели, хранитель, — сказал писец. — Я нашел повелителя в саду, он гулял там вместе с женой. Свиток скреплен печатью и отнесен в архив.
Я тихонько вздохнула. Интересно, что подумал царевич, когда узнал о моем желании помочь Гунро покончить с собой и о том, что я пожелала заверить свой поступок официальным документом? Скорее всего, вспомнил о другом документе, обещавшем мне царскую корону. Потом этот документ куда-то исчез.
— Царевич что-нибудь сказал по поводу моего решения? — не удержалась я от вопроса.
— Нет, госпожа, — ответил писец. — Повелитель только заметил, что так и следовало поступить.
«Туманный ответ, но на него это похоже», — подумала я и повернулась к лекарю. Амоннахт назвал ему мое имя, и тот важно кивнул мне в знак приветствия, бросая на меня любопытные взгляды.
— Вы лечите самого царя? — спросила я. — Как его здоровье?
Пpa-эмхеб сжал губы.
— Я не отхожу от него целый день, — ответил он. — Но что я могу?.. Разве что облегчить его страдания. Думаю, что жить ему осталось недолго. Он ест только фрукты, и то понемногу, а пить может только молоко.
«Он может встать? Или хотя бы сидеть на постели? Его мучают боли? Он не просит привести к нему Гуи? — вертелось у меня на языке. — Вспоминает ли о прошлом, когда рядом с его телом лежало мое теплое тело и в его жилах горело страстное желание, а не текла холодная и таинственная жидкость смерти?»
Лекарь пожал плечами.
— Ему нравится, когда время от времени его приподнимают на подушках, но каждое движение отнимает у него силы, — сказал он. — Не думаю, что он сильно страдает. Мы добавляем ему в молоко мак. Члены его семьи сидят возле его ложа, но сейчас он чаще зовет к себе жрецов.
«Бедный Рамзес», — с грустью подумала я и погрузилась в молчание, следуя за слугой и Амоннахтом.
Вскоре мы пришли в комнату, где совсем недавно я набивала свой сундук. Писец приготовил палетку и достал чистый папирус.
— Я хочу, чтобы вы приготовили одно снадобье, — обратилась я к Пра-эмхебу. — Я скажу вам, что нужно взять, поскольку не хочу, чтобы потом меня обвинили в обмане или подмене трав. Также я прошу вас заверить все, что будет записывать писец, вас и хранителя. Вы согласны?
Лекарь нахмурился.
— Не понимаю, зачем меня сюда позвали, — недовольным тоном сказал он. — Какое снадобье? Ты мог бы попросить у меня лекарство и без всей этой суеты, Амоннахт.
— Госпожа Ту — опытная лекарка, — спокойно ответил хранитель. — Царевич попросил ее задержаться, чтобы помочь одной осужденной уйти из жизни. Понятно, что госпожа Ту желает совершить эту неприятную задачу с соблюдением всех формальностей.
— О! — Пра-эмхеб изумленно уставился на меня. — В таком случае примите мое сочувствие, госпожа Ту. Что именно вам нужно?
Писец приготовил перо. Я постаралась говорить как можно более спокойно.
— Ничего особенно сложного, — ответила я. — Мне нужна луковица растения под названием «голубиный помет». Я собираюсь ее размолоть и смешать с большой порцией мака. Что вы думаете по этому поводу?
Лекарь задумчиво кивнул.
— Пожалуй, хороший выбор, эта смесь вызовет безболезненную смерть, — сказал он. — Ни судорог, ни рвоты или диареи, просто быстрая остановка дыхания. Луковица, разумеется, самая ядовитая часть растения, а если ее размолоть, она превратится в порошок. Сколько весит осужденная?
— Немного, — быстро ответила я. — Она немного… ослабела в заточении. Я возьму две луковицы, чтобы уж наверняка. Не хочу, чтобы она страдала.
Говоря все это, я ненавидела себя, ненавидела эту холодную, деловитую дискуссию, словно речь шла о наиболее эффективных способах изгнания червей из организма. Мне хотелось все обсудить тихо, в уединении; чтобы я быстро передала инструкции и ушла. Однако Пра-эмхеб, по всей видимости, желал продемонстрировать свои обширные познания и тем самым придать себе значимости.
— Двух луковиц будет достаточно, — согласился он. — Причем не важно, свежие они или сушеные. Конечно, со свежими придется…
Я не дала ему договорить.
— Я знаю, как приготовить любой яд! Мне известны все яды не только Египта, но и за его пределами! Меня не нужно учить. Вы пришли сюда не для того, чтобы учить. Делайте, что я вам буду говорить.
Пра-эмхеб отступил на шаг, оскорбленный до глубины души, и взглянул на Амоннахта, но хранитель, бросив на меня предостерегающий взгляд, улыбнулся.
— Это очень тяжелое поручение, — промурлыкал он. — И мы все очень расстроены. Прости меня, Пра-эмхеб, но давай поскорее покончим с этим делом.
Я промолчала, хотя резкий ответ уже вертелся у меня на языке.
— Гунро — это не какое-то там дело, — прошептала я, но лекарь уже подошел к полкам и принялся бормотать:
— «Голубиный помет»… «голубиный помет». — И вдруг встрепенулся и громко сказал: — Я знаю, кто ты! Я помню тот скандал! Я тогда был совсем молодым и служил помощником лекаря, лечил слуг, но об этой истории знал весь дворец. Ты…
— Не надо, Пра-эмхеб, — вновь перебила я, не то умоляя, не то приказывая. — Я не хочу больше об этом слышать. Я понесла наказание, и теперь все позади. Все! — Внезапно у меня закружилась голова, и я упала на сундук. — Пожалуйста, сделайте то, о чем вас просили, и уходите.
Теплая и твердая рука Амоннахта легла на мое плечо. Пра-эмхеб вернулся к травам.
