Нежелание подчиняться заложено в природе человека. Дисциплина преодолевает этот барьер, создавая привычку подчиняться, а неослабный контроль выводит привычку на подсознательный уровень. Где была бы, скажем, футбольная команда, во что превратилась бы она, не выработай ее члены привычку реагировать на сигналы на подсознательном уровне? Во время матча думать некогда, потому что та секунда или доля секунды, которая уйдет на обдумывание, позволит противнику перехватить инициативу.
На футбольном поле нерасторопную команду ждет поражение, в бою же промедление может стоить жизни. Находясь в здравом уме, любой человек испытывает страх в бою, однако выучка дает ему уверенность в себе, а уверенность порождает храбрость, но не безрассудство. Храбрость же в сочетании с присущим человеку мужеством приносят победу. Ростки уважения к себе коренятся в дисциплине. В армии говорят: «На что неряхе медаль?» — и они правы. Гордость же, в свою очередь, произрастает из уважения к себе и из осознания того, что теперь парень — американский солдат. Чувство долга и ответственности перед товарищами и командирами происходит из осознания того, что ответственность и долг обоюдны, что невзгоды войны равно тяжелы для всех. Уверенность в собственных силах — величайшая воинская добродетель; произрастает она из мастерства — умения владеть своим оружием и из всех перечисленных выше навыков.
Мне представляется неразумным, более того, кажется трагической ошибкой тот факт, что в попытках покончить с войнами люди стараются принизить, обесценить героические качества солдата. Они не понимают, что сказанное поэтом: «Ядра хорошо летают лишь от доброго пороха» — справедливо не только в военном отношении. Осознание того, что он — «добрый порох», может помочь парню, когда вокруг него начнут свистеть пули и рваться снаряды. Еще больше пользы могут принести солдату женщины Америки, если начнут восхищаться им; также и газеты в городах, где родился тот или иной боец, если в них станут публиковаться сведения о том, как он отличился во время битвы, в то время как глупая бессмысленная секретность делает такие сведения совершенно недоступными. Может быть, когда домой вернутся солдаты этой войны, ситуация изменится в лучшую сторону.
В одном из стихотворений Киплинга говорится:
Когда рекрут зеленый шагает на восток,
Он словно бы ребенок и пьет он будто впрок.
Все увидать стремится — недолог век его.
Солдатом станет он — им будет все равно…[255]
Наши солдаты впрок не пьют. На самом деле, то, как мало пьют в армии, — поразительно. Вместе с тем многие, и довольно часто, ведут себя как дети. Далее я привожу проверенные на практике советы.
Если есть возможность, не рой окоп под деревом, поскольку пролетающий над головой снаряд может угодить в него и сдетонировать, в результате чего осколки посыплются тебе на голову, и никакая траншея, никакой окоп, как бы глубок он ни был, не спасет тебя. В общем, можешь быть уверен в том, что добавишь работы парням из похоронной службы.
Окопы для артиллерийского расчета надлежит рыть как можно ближе к орудию, поскольку так солдат сможет быстрее добраться до орудия и к тому же избежит опасности быть подстреленным во время длительной перебежки. И, наконец, орудие, которое молчит, когда должно стрелять, поддерживая своим огнем наступающую пехоту — своих братьев по оружию, — бесполезная и никому не нужная железяка.
Пресловутое «копай или тебя закопают» звучит слишком часто и еще чаще понимается неправильно. Сидя в окопе, войны не выиграть. Единственный момент, когда солдату нужно окапываться, это — когда он вышел на исходную позицию. Может быть, еще в том случае, когда на бивуаке существует опасность подвергнуться авианалету или же когда часть дислоцирована в зоне, простреливаемой артиллерией противника. Хотя лично я противник рытья траншей даже и в такой ситуации, поскольку в данном случае шансы погибнуть у того, кто спит на земле, и у того, кто сидит в окопе, практически одинаковы, в то время как тот, кто роет множество земляных нор, лишь утомляет себя. Кроме того, рытье окопов плохо отражается на боевом духе, поскольку увеличивает у солдата страх перед неприятелем, который зачастую сам боится его куда сильнее.
«Ложись!» — вот еще одна команда, отдавая которую командиры немало потрудились для увеличения потерь среди личного состава своих частей. Во время этой последней войны с немцами нередко так случалось (и еще будет случаться, когда нам придется помериться силами с другими армиями), что противник, зная нашу любовь к залеганию, только и ждал, когда наши парни придут в ту или иную заранее пристрелянную им зону. Дождавшись их, неприятель открывал шквальный пулеметный огонь, причем он мог строчить куда угодно — хоть вверх, просто в воздух, куда вздумается. Ему и целиться никуда не надо, поскольку он знает, что наши солдаты залягут, покорно ожидая, когда по ним начнут молотить из пушек и минометов. Как правило, долго ждать не приходится.
Солдату необходимо залегать на землю лишь тогда, когда по нему ведут огонь с близкого расстояния (менее трехсот метров) из стрелкового оружия. Но и в этом случае команда «Ложись!» не должна означать, что бойцу следует именно лежать, уткнувшись носом в грязь. Нет, ему необходимо вести ответный огонь по неприятелю или хотя бы в направлении неприятеля, поскольку еще Фаррагут[256]во время Гражданской войны говаривал: «Самая лучшая броня и самая лучшая тактика обороны — быстрый и прицельный огонь». Грустно вспоминать, сколь часто получали мы сообщения о том, что такое—то подразделение пришито к земле ураганным огнем противника, а потом, что оно отступает.
Если уж солдаты попали под заградительный огонь врага, то единственный для них способ уцелеть — бежать не назад, а вперед, поскольку неприятель практически всегда расширяет зону обстрела не в свою сторону, а в сторону противника, то есть в нашу сторону.
В те времена, когда главным стрелковым оружием служили винтовки, возможно, было правильно и даже необходимо атаковать, двигаясь перебежками, чтобы выстраивать цепь для залповой стрельбы. В наше время, когда главным оружием на поле боя у наступающих и обороняющихся стали пулеметы, автоматы, штурмовые винтовки и минометы, а также артиллерия и, что самое главное, шрапнельные снаряды с неконтактным взрывателем, преимущество старого способа атаки теряется, поскольку, когда воинская часть залегает после перебежки, она все равно остается уязвимой для минометов и взрывающихся в воздухе снарядов. Когда солдат оказывается на расстоянии около трехсот метров от врага, его собственное легкое стрелковое оружие, равных которому в мире нет и, наверное, никогда не будет, поможет ему подавить любой огонь из любого неприятельского легкого стрелкового оружия, так что нет смысла в ведении атаки перебежками. Я знаю, что говорю, поскольку во многих случаях и на войне и на маневрах я наблюдал наступающих перебежками, когда те использовали для прикрытия рельеф местности и, будь у них лимузины, пошли бы в атаку на них совершенно спокойно и безо всякого для себя вреда.
