— Твой избранный вернется домой, у него есть свой остров, и тоже небольшой.
«Ты взяла все от него, и вдвоем вы все взяли от моря», — говорил Дионис ей накануне.
«Они вышвырнут его. Как жаль, что я не сумела скрыть, кто мой избранный!» — отвечала тогда Афина.
«Что ж, это урок», — говорил Дионис.
— Я обещаю не препятствовать возвращению Одиссея на Итаку, — заявил Посейдон. И, не сдержавшись, добавил: — Если он вовремя уберется…
— Если хочешь, Ника, я могу переработать легенды о нем… — скромно сказал Аполлон, не удостаивая правом авторства Диониса.
«Но учти, — говорил ей Дионис по дороге на Олимп, — если ты хочешь что-то еще выиграть, пусть твой Одиссей вернется домой в одиночестве. Что за достижение, коль он обрушится на Итаку отрядом, которого боятся несколько морей? А вот один… Подумай!»
— Хорошо! — Афина встала, и синий цвет, цвет разума, очутился в центре между Отцом и бессмертными. — Мой избранный оставит остров, оставит власть и вернется к жене своей Пенелопе, чтобы не смущать вас. Он вернется домой сам, без помощи и без друзей, которых я оставляю на ваше попечение.
«Бакх прав, это верная комбинация», — подумала она.
— Я восславлю твое решение отдельной поэмой, — сказал Аполлон.
— Вставь туда строфу о том, как Одиссей хочет пахать родную землю, — попросила Деметра.
— ХВАТИТ! Я СЛУШАЛ ВАС, ВЫ НИЧЕМУ НЕ НАУЧИЛИСЬ!
Дионис опустил взгляд к винограду, Гера потупилась, Аполлон внимательно смотрел на Отца.
— СТАРОЕ ВРЕМЯ КОНЧИЛОСЬ. ВЫ — КОМАНДА ГРЕБЦОВ, А НЕ КУПАЛЬЩИЦЫ НА ОТДЫХЕ! ТОЛЬКО ЕДИНСТВО, НЕ ПРОСТО СОГЛАСИЕ, А ЕДИНСТВО, СОВМЕСТНЫЕ ТОЧНЫЕ ДЕЙСТВИЯ ПОМОГУТ НАМ ПОБЕДИТЬ И НАСЛАЖДАТЬСЯ, КАК РАНЬШЕ. МЫ ПЕРЕХОДИМ В АТАКУ! ВЫ ДВОЕ… ДА, ВЫ!
Арес и Афродита послушно вскочили.
— ВЫ ИЗОБРЕЛИ СЕБЕ НОВЫЕ ЗЕМЛИ, ЗАЧЕМ? ТЫ ХОЧЕШЬ СОЗДАТЬ ГОРОД ВОЙНЫ, ЧТОБЫ ЯВИТЬСЯ И ЗАВОЕВАТЬ ДРУГИЕ ГОРОДА, ЖИТЕЛИ КОТОРЫХ, ПО-ТВОЕМУ, БОЛЬШЕ ЛЮБЯТ ТВОИХ БРАТЬЕВ И СЕСТЕР ПО ПАНТЕОНУ? И МЕНЯ! ТЫ ПОЛАГАЛ, Я НЕ ЗНАЮ? А ТЫ, О ЧЕМ ДУМАЛА ТЫ, ИЗОБРЕТАЯ ГОРОД РАЗВРАТА В СТРАНЕ ДИКИХ ГАЛЛОВ?
Аполлон сидел тихо-тихо… Он-то столько всего придумал… И он тоже хотел ухватить за каблук Италию.
— ЭТО ПРАВИЛЬНАЯ ИДЕЯ! — продолжал Отец. — НО НЕ ЗАТЕМ, ЧТОБЫ ИЗБАВИТЬСЯ ОТ НИХ…
Все посмотрели на Афину и Диониса.
— Я ОБЪЯВЛЯЮ НОВЫЙ ПРОЕКТ. МЫ УБЕРЕМ ДЕМОНОВ СЕВЕРНЫХ ЛЕСОВ. МОЙ ПРОЕКТ ПОЗВОЛИТ НЕ ВОЛНОВАТЬСЯ ИЗ-ЗА ТЫСЯЧЕЛЕТИЙ. Я НАЗОВУ ЕГО… ЕВРОПА.
— Как?! — не выдержала Гера. — Эта девчонка, которая просилась переплыть Геллеспонт?
— ЕВРОПА! ЭТО БЫЛА МИЛАЯ ДЕВУШКА, ТЫ ЗРЯ ЕЕ УНИЧТОЖИЛА.
Гера потеряла дыхание от ярости. Она не могла скрыть выражение бессильной злости и обиды. Гермес даже пожалел ее.
«Так вот как он отомстил мне! — кричала в душе Гера, не решаясь произнести вслух. — Я знала, что он не забудет мне ту девку, но так!»
Она еще не догадывалась, что месть очень и очень надолго, что имя смертной, над которой Гера надругалась из ревности, ей придется слышать, слышать и слышать. Хуже того: ей придется самой повторять это имя, всякий раз пробуждая внутри отвратительные воспоминания.
Она не сомневалась, что план ее супруга-брата будет удачен, как все его начинания.
— Послушай, — тихонько обратилась Афина к Дионису, — а зачем тебе самому жить со своей избранной на острове? Ты же не можешь сделать ее бессмертной.
— Я поделюсь с ней силой, — отвечал Дионис так же вполголоса.
— Но тогда у тебя будет меньше силы. И что это даст?
— Она будет жить, как мы, не меняясь.
— За счет твоей силы?
— Ну да.
— А потом?
— Потом она умрет. В красоте и молодости.
— А слава?
— Мне не нужна слава.
— А храмы, а бессмертие?!
Дионис загадочно улыбнулся.
— Но она же не нимфа, она врет! Она смертная. Почему тебе не выбрать нимфу, а ее оставить избранной?
«Почему ты делаешь то, что нельзя понять! Почему меня это так волнует?»
Но сказала она другое:
— Мы не живем с людьми. Это слабость. Это как-то…
— Непристойно? Или непривычно?
Дионис быстро прикоснулся к ее руке, сияние вспыхнуло и погасло.
— Мы должны расширять ареал влияния, послушай Отца, — произнес он с еле-еле различимой иронией. — А я должен чем-то отличаться от безупречного Аполлона.
Одиссей стоял на скале, на острове Калипсо, там, где его подсмотрел Аполлон. Потом он сел, потом снова встал.
Это было ни с чем не сообразно, нелепо, он не поверил сначала.
«Мы жили на острове богов, Одиссей, — сказала ему Елена, Калипсо, нимфа, назови как угодно, его любимая, для которой он разрушил Трою, чтобы добыть ее оттуда, словно орех. — Семь лет счастья. Больше они тебе не дают».
Она так и произнесла: «тебе». Больше они тебе не дают.
«Я клянусь водами Стикса!» — добавила она.
Да что мне воды Стикса?!
«Кого ты больше любишь, Одиссей? Меня или ее?» — спросила Афина глубокой ночью. Она не пришла сама, она привиделась в кошмаре.
— Мне привычно являться к вам, — небрежно бросил юнец, вертя в руках позолоченную палку.
Одиссей встретил его на северном склоне.
— К нам? Как ты очутился на острове? — спросил Одиссей.
— К вам, людям… Остров Огигиа, как его прозвали финикийцы, или Калипсо, как зовет его твоя хозяйка.
Одиссей обхватил голову руками, он ведь был хитроумен.
— Горе мне, — мрачно, бесслезно, зло проговорил он.
— Странно, я так похож на горе? — поинтересовался Гермес.
Вечером, прощально предоставляя ему свое тело, оскорбительно веселая Калипсо шептала:
— Ты видел трех богов, Одиссей! Тебе повезло! Бессмертные разрешили тебе это…
Сидя, стоя, проклиная судьбу на скале, он понял: человек существует, он доволен собой, потому что не знает — существовать и хотеть чего-то, какой-то своей человеческой ерунды, тебе, человеку, позволяют бессмертные. Как только ты это слышишь, это ужасное «тебе разрешили счастье» — счастье исчезает, тонет к Посейдону.
Это так обидно, что ни о чем не хочется помнить.
«В пятый день Одиссея отправила нимфа в дорогу,
Платьем одевши его…»
Да, примерно так оно и было.
Как только Одиссей покинул остров, смертная, дерзко назвавшая себя нимфой, приготовилась ждать.
