Стоукс протянул врачу руку.
– Я детектив Стоукс. Веду расследование по делу Фолкнер.
– Что ж, надеюсь, вы поймаете этого изверга, – сказал Анзер. – У меня жена и дочери-подростки. Я стараюсь вообще не выпускать их из вида в последние дни.
– Мы делаем все, что в наших силах, – произнес Стоукс заученную фразу. – Необходимо, чтобы тело Фолкнер переправили для вскрытия в Лафайетт. Это стандартная процедура, доктор.
Анзер кивнул и, извинившись, вернулся к своим обязанностям. Смерть молодой женщины, вверенной его заботам, стала лишь моментом в рабочем графике. «Такое бывает», – как он сам выразился.
Стоукс двинулся к выходу, а Анни зашла в туалет, вымыла руки, плеснула холодной водой в лицо, стараясь прийти в себя. У Линдсей остановилось сердце всего через десять минут после того, как Стоукс вышел из ее палаты. Это не может быть простым совпадением. Что ж, вскрытие все покажет. И Стоуксу об этом известно. И все-таки он сам поднял этот вопрос.
В коридоре Анни столкнулась с Анзером, выходившим из палаты своего очередного пациента.
– С вами все в порядке, помощник шерифа? – поинтересовался он. – Вы что-то побледнели.
– Это просто последствия шока. – Анни не могла упустить удобного случая. – Я хотела спросить… Было ли что-нибудь необычное в ее смерти? Какие-нибудь странные показания приборов, отклонения от типичной картины.
Анзер покачал головой:
– Я об этом ничего не знаю. Анализы крови так и не пришли. Можете проверить в лаборатории. Если они вообще не потеряли этот анализ, то, возможно, в лаборатории смогут ответить на ваши вопросы.
Анни нашла лабораторию и отдала номер истории болезни женщине, которая выглядела так, словно заглянула сюда на минутку и просто предложила посидеть и приглядеть за всем, пока все остальные пьют кофе. Готовы ли результаты анализов Линдсей Фолкнер? Она не знает. А когда будут готовы? Она не в курсе. Знает ли она фамилию президента Соединенных Штатов? Вероятно, нет.
– Лучше не болеть, а если все-таки заболеешь, не дай бог попасть сюда, – пробурчала себе под нос Анни, выходя на улицу.
А там стояла угнетающая жара, и у Анни сразу же вспотели спина и ложбинка между грудями. Солнце буквально било по голове.
– Собираешься арестовать меня прямо сейчас? – возле своего «Камаро», покуривая, стоял Стоукс. Он скинул куртку, и его яркая, цвета лайма, рубашка ослепила бы любого, кто отважился бы прямо на нее взглянуть.
– Прошу прощения, – неискренне извинилась Анни. – Моя реакция была неадекватной.
– Ты назвала меня убийцей. – Сигаретный окурок полетел на асфальт к обертке от «Сникерса», и Чез раздавил его каблуком. – Лично я воспринимаю это как оскорбление. Понимаешь, к чему я клоню?
– Я уже извинилась.
– Этим делу не поможешь. Я тебе это припомню, Брусcap.
– И что же ты собираешься со мной сделать? – полюбопытствовала Анни. – Пристрелишь?
– Я слышал, что для этого мне придется встать в очередь. У меня найдется способ получше.
– Что, опять подтасуешь улики по делам об изнасиловании?
– Лучше не выводи меня из себя, Бруссар. Я лишу тебя значка. Я говорю серьезно.
Чез сел за руль, мотор взревел. Анни стояла на тротуаре и смотрела ему вслед. Он только что потерял потерпевшую, и все-таки в первую очередь думает о том, как бы ее уволить. Какой же самоотверженный полицейский этот Чез Стоукс.
Анни повернулась и направилась к джипу, а тем временем жемчужно-белый «Лексус» Донни Бишона выехал с парковки у нее за спиной и слился с потоком машин на улице.
Донни трясло, как наркомана во время ломки, хотя в последний раз он подзаправился спиртным совсем недавно. После ухода Фуркейда он заливал в себя очередную порцию каждый час, пытаясь успокоить расходившиеся нервы, но облегчения это не приносило.
Ночью, после первого визита Ника Фуркейда, Донни заснул прямо в ванной комнате, и ему снилась Памела. Ее темные волосы и сияющие глаза, солнечная улыбка, язычок, как у змеи. А на пальцах когти, они впивались в него, смыкались вокруг яичек, угрожали его мужественности. Донни одновременно любил ее и ненавидел.
Неизвестно откуда взявшийся Фуркейд неожиданно схватил его за загривок, и Донни потрясение осознал, что он летит головой вперед в собственную блевотину. Он в ужасе попытался задержать дыхание, но опоздал буквально на секунду, вдохнул, захлебнулся, закашлялся и пришел в себя.
– Ну как же, нам не нравится, – прорычал Фуркейд. Он нагнулся над Донни и буквально пригвоздил его к унитазу. – Попробуй свою ложь на вкус, дружок.
Донни сплюнул, и вдруг в нос ему ударил свежий запах мочи. Значит, он еще и обмочился.
– Господи Иисусе! – выдохнул Бишон и снова сплюнул.
– Где ты был сегодня вечером?
– Ты сошел с ума!
Ник снова пригнул его голову к толчку.
– Ответ неверный, умник! Где ты был сегодня вечером? Где ты так заляпал грязью башмаки? Не серди меня, Донни. У меня плохое настроение. Где ты был?
– Я тебе уже сказал! – выкрикнул Бишон. У него на глазах выступили слезы. – Я не понимаю, чего тебе от меня нужно!
– Дай мне ключи от машины. Если я найду ружье, я вернусь с ним сюда и попросту вышибу тебе мозги. Все ясно?
Донни выловил ключи из кармана джинсов и бросил их на пол.
– Я ничего не сделал!
– Лучше помолись богу, чтобы это оказалось правдой. – Ник подобрал ключи с кафеля и вышел.
Перепуганный до смерти, мучимый тошнотой, преисполненный отвращения к самому себе, Донни с трудом поднялся и поплелся за Фуркейдом в гараж. Он наблюдал с порога, как детектив открыл крышку багажника и роется там.
– Знаешь, Фуркейд, а ведь у тебя точно не все дома, – все-таки решился сказать Бишон. – У тебя нет ордера на обыск. У тебя нет причин, чтобы так со мной обращаться. Мне следовало оставить тебя гнить в тюрьме.
– Ты еще о многом пожалеешь, умник, если я найду в твоей машине хоть что-то, доказывающее, что это ты стрелял в Анни Бруссар вчера вечером.
– Я понятия не имею, о чем идет речь. И с чего это ты вдруг забеспокоился об этой Бруссар?
– У меня на это свои причины. – Ник закрыл багажник и подошел к дверце у пассажирского сиденья. – Знаешь, Донни, сейчас я не полицейский, меня временно отстранили от работы. Следовательно, я обычный гражданин, поэтому мне не нужен ордер, чтобы добыть необходимые улики. Как тебе такой поворот?
– Ты нарушаешь закон, – объявил Донни, когда Ник подошел к задней дверце его машины.
– Я? Я же пришел в дом к моему лучшему другу, внесшему за меня залог. Кто тебе поверит?
– Есть ли хоть один закон, который ты не нарушил?
Ник захлопнул дверцу и направился к Бишону, светя ему в лицо фонариком.
