Поднимается шум. В воздухе нарастает напряжение, глаза обращаются к Говарду. Не думаю, что он понимает, что происходит. Даже Эдди Баррет выглядит потрясенным.
– В мой кабинет, – говорит лорд Коннелли. Он покидает сцену, как крестоносец в черном шлеме.
Мы вчетвером ждем в приемной. Эдди Баррет и Грач перешептываются в углу. Грач улыбается: выражение, которое на его лице кажется неестественным. Тем временем Фиона Хэнли избегает моего взгляда и кутается в свою мантию.
Помощница лорда Коннелли, грудастая негритянка, приберегает свою ослепительную улыбку для его чести. Она работает на него пятнадцать лет, и о них ходят всевозможные слухи.
– Он примет вас прямо сейчас, – говорит она, указывая на дверь.
Эдди отступает назад и пропускает мисс Хэнли, слегка склоняя голову и показывая свою лысину, похожую на тонзуру.
Перед столом судьи стоят только три стула. Я прислоняюсь спиной к книжным полкам, идущим вдоль стен. Лорд Коннелли снимает парик. Его собственные волосы, почти такие же белые, аккуратно подстрижены над ушами. В его голосе звучат нотки учителя частной школы.
– Я потратил четыре дня на то, чтобы составить заключение, а теперь вы выкидываете такое! – Его взгляд останавливается на Фионе.
– Прошу прощения, ваша честь, но я узнала об этом только вчера поздно вечером.
– И чья же это блестящая идея?
– Поступила новая информация…
– Которая бросает тень сомнения на виновность мистера Уэйвелла?
Она колеблется:
– Которая привносит некоторые трудности.
– Надеюсь, что в ваших словах нет никакого подтекста.
Эдди Баррет вне себя от восторга. Судья осаживает его взглядом:
– А вы держите свои мысли при себе, мистер Баррет. Мне достаточно вас в зале заседаний, и здесь я подобного не потерплю.
Улыбка исчезает с лица Эдди. Поднявшись, лорд Коннелли обходит стул и берется за спинку. Его взгляд останавливается на мне.
– Я понимаю, что больше не могу обращаться к вам как к полицейскому, инспектор Руиз, но, возможно, вы проясните для меня ситуацию.
– У полиции появился новый свидетель.
– Свидетель или подозреваемый?
– И то и другое.
– Давая показания несколько дней назад, вы высказали мнение, что Микаэла Карлайл, возможно, жива. Вы все еще придерживаетесь этого мнения?
– Нет, ваша честь.
В его глазах мелькает грусть.
– И этот новый свидетель заставил вас усомниться в том, что произошло?
– Она призналась в том, что похитила Микаэлу Карлайл и послала требование о выкупе. Она согласна подтвердить под присягой, что Микки отпустили на свободу, не нанеся ей никакого ущерба.
– А что потом?
– Мы полагаем, что Микки дошла до Долфин-мэншн.
Теперь судья понял, куда я клоню. Он стискивает зубы, словно пытается их раскрошить.
– Это невероятно!
Эдди вмешивается:
– Мы подаем прошение о выпуске под залог, ваша честь.
– А вы не открывайте рта.
Я повышаю голос, стараясь их перекричать:
– Говард Уэйвелл убил ребенка! Он должен оставаться в тюрьме!
– Чепуха, – бормочет Эдди. – Он, конечно, странный и не особенно симпатичный, но когда я в последний раз так выглядел, это не было преступлением. Мы оба можем быть за это благодарны.
– Вы оба можете помолчать, – говорит лорд Коннелли, размышляя, на ком бы сорвать злость. – Следующий, кто издаст хотя бы звук, будет привлечен к ответственности за неуважение к суду.
Он обращается ко мне:
– Инспектор Руиз, я надеюсь, вы объясните семье этой несчастной девочки, что происходит.
– Да, ваша честь.
Он поворачивается к остальным.
– Я собираюсь удовлетворить прошение об апелляции. Я также позабочусь о том, чтобы у защиты была возможность ознакомиться с новыми уликами. Я за честную игру. Вы можете просить о выпуске под залог, мистер Рэйнор, но напоминаю вам, что ваш клиент был осужден за убийство и презумпция виновности должна сохраняться…
– Ваша честь, мой клиент серьезно болен и нуждается в медицинской помощи, которую не может получить в тюрьме. Соображения гуманности перевешивают…
Лорд Коннелли грозит ему пальцем:
– Сейчас не время и не место. Делайте свои заявления в суде.
Дальнейшее слушание проходит в тумане юридических споров и плохого настроения. Прошение об апелляции удовлетворено, и лорд Коннелли назначает пересмотр дела, но отказывается отпускать Говарда из тюрьмы. Вместо этого он приказывает перевести его в больницу и приставить к нему вооруженную охрану.
За пределами зала заседаний царит настоящий ад. Репортеры орут в телефонные трубки и пытаются пробиться к Рэйчел, выкрикивая вопросы и ответы, словно желая, чтобы она с ними согласилась.
Она обхватывает меня сзади за пояс, прижимаясь грудью к моей спине. Это похоже на свалку в регби, когда пытаешься пересечь линию. Эдди Баррет, от которого мы не ждали спасения, берет портфель и размахивает им из стороны в сторону, как косой, очищая дорогу.
– Наверное, надо подумать о другом выходе, – орет он, показывая на дверь с табличкой «Служебный вход».
Эдди поднаторел в отступлениях из залов заседаний через подвалы и черные ходы. Он ведет нас по коридорам, мимо офисов и камер, все дальше внутрь здания. Наконец мы выходим на мощеный двор, где стоят переполненные мусорные контейнеры, а над головой натянута проволочная сетка, чтобы не залетали голуби.
Ворота автоматически открываются, в них въезжает машина «скорой помощи». Говард ждет на каменном крыльце, закрыв голову руками и разглядывая носы своих стоптанных ботинок. Полицейские и тюремные охранники стоят по обе стороны от него.
Эдди зажигает сигарету, прикрыв ее руками и наклонив голову. Дым проплывает мимо его глаз и рассеивается, когда он выдыхает. Он предлагает сигарету и мне, и я внезапно чувствую к нему расположение, словно мы два солдата, пропавшие на поле боя.
– Вы знаете, что это он сделал.
– Он так не думает.
– А как вы сами думаете?
Эдди хихикает:
– Если вам нужны исповеди, обратитесь к Опре[119].
