Нильс включил душ и подумал, что все, конечно, получится. План составлен, таблетки морфина лежат на раковине — и их предостаточно. Оставалось погрузиться в катер, дать себя усыпить и исчезнуть далеко и надолго.
— Нильс?
Голос Ханны из комнаты.
— Нильс?
— Сейчас! — Он выключил душ, обвязал полотенце вокруг бедер и высунул голову в дверь.
— Идем завтракать? Завтрак до девяти.
Только теперь он заметил, что она держит в руках его пистолет.
— Ханна. Он заряжен!
— Извини, он просто лежал на полу… Держи, — сказала она, протягивая ему оружие.
Он вытащил магазин с патронами и вернул ей пистолет:
— Так он никому не повредит.
— Точно?
— Да, теперь он разряжен. Но стоит сделать вот так… — он протянул ей магазин и показал, как нужно вставлять его обратно, — …и можно стрелять.
— Мне больше по душе, когда он разряжен. Ты стрелял в кого-нибудь когда-нибудь?
Он улыбнулся и покачал головой:
— Ты что, забыла, что я из хороших парней?
— И поэтому ты ее читаешь? — спросила Ханна, указывая на Библию на незаправленной постели.
— Может быть.
Она улыбнулась.
— Ладно, увидимся внизу.
Когда она ушла, Нильс оделся, тщательно заправил постель и положил Библию на место в ящик. Потом вернулся в ванную и посмотрел на себя в зеркало. Задрал рубашку. Метка никуда не исчезла, она растянулась от плеча до плеча и спускалась почти до середины спины, под кожей были как будто нанесены четкие линии. Он придвинулся ближе к зеркалу. Можно ли различить числа? Может быть, метка исчезнет сама собой, если он перестанет об этом думать?
* * *
Чуть позже они отправились гулять по пляжу. Ветер в этих местах не унимается никогда, но шторм все-таки ненадолго утих.
— Я помню, что мы залезали в бункер, — сказала Ханна.
— В детстве?
— Как думаешь, может, мы и сейчас сумеем найти такой?
Нильс окинул взглядом пляж. Морской туман, машины, заехавшие на песок. Его взгляд в конце концов остановился на Ханне, на том, как ее волосы развеваются на ветру, елозят по лицу, лезут ей в глаза.
— Что такое?
— Ничего, — ответил он. — Почему ты спрашиваешь?
— Потому что ты так на меня смотришь, — сказала она, толкая его. — Пойдем, старик. Побежали наверх, по скалам.
Ханна пустилась бежать, Нильс следом. Песок в ботинках, в волосах, в глазах. Он поскользнулся, карабкаясь наверх, и услышал смех Ханны.
— Ты надо мной смеешься?
— Какой же ты неуклюжий!
Он вложил всю свою решимость в покорение скалы, борясь за то, чтобы прийти к финишу первым. Однако они добрались до вершины одновременно, запыхавшиеся и запорошенные песком, и оба повалились на вереск и по-зимнему жесткую траву. Здесь они были в укрытии. Какое-то время они лежали, ничего не говоря.
— Ты сказал, что читал Библию, — сказала она наконец.
Он повернул голову и посмотрел на нее.
— Немного.
— И о чем именно ты читал?
— Историю об Аврааме. И Исааке.
— Бог просит Авраама привести своего единственного сына, Исаака, на вершину горы и принести его в жертву, — сказала она задумчиво.
— Я как-то слушал по радио выступление священника, который сказал, что эта история должна быть запрещена в датской церкви.
— Да, но в ней есть нечто важное, — возразила она. — Нечто, о чем мы забыли.
— Нечто, о чем ты мне сейчас расскажешь?
Она засмеялась.
— Да, я слишком привыкла разговаривать как преподаватель, извини, — она села. — Мне кажется, что история об Аврааме учит нас слушать. Хотя бы иногда.
Нильс ничего не ответил.
— Но ты прав, это действительно не самая приятная история. Неужели он не мог высказаться на эту же тему как-то иначе?
— Ты вообще веришь в… ну?
— В ну?
— Ну… ты понимаешь.
— Да ты даже этого слова не можешь выговорить.
— В Бога.
Ханна снова легла на песок и уставилась в небо.
— Я верю во все, чего мы пока не знаем. А мы не знаем очень многого — гораздо больше, чем можем себе представить.
— Те самые четыре процента?
— Да, те самые четыре процента. Мы знаем, из чего состоят четыре процента Вселенной. Но попробуй рассказать об этом политику, а потом попросить у него денег на исследования. Гораздо надежнее кричать о том, что ты абсолютно уверен в том, что уровень воды в Мировом океане поднимется на два с половиной метра в течение следующих… — Она замолчала, села и серьезно посмотрела на него. — Поликрат. Ты помнишь историю о Поликрате?
— Я никогда ее не знал.
— Он был греческим королем. И за что бы он ни брался, во всем ему сопутствовал успех. Он просто купался в успехе: женщины, богатство, военные победы. У Поликрата был друг, какой-то египетский правитель, кажется, который написал Поликрату, что тот должен чем-то пожертвовать. Отдать самое ценное, что у него есть, — иначе боги начнут ему завидовать. Поликрат долго думал об этом и в конце концов заплыл на лодке далеко в море и выбросил в воду свое самое любимое и дорогое кольцо. Через несколько дней к нему пришел рыбак и принес пойманную им рыбу, которую он хотел подарить своему королю. Как ты думаешь, что они нашли, когда распороли рыбе брюхо?
— Кольцо.
— Вот именно. Кольцо. Поликрат тут же написал об этом своему египетскому другу, и тот ответил, что разрывает с ним всякие отношения. Он просто-напросто испугался оказаться рядом с Поликратом, когда в один прекрасный день боги обратят на него свою ярость. — Ханна опустилась на колени, и ветер тут же принялся трепать ее волосы. — По большому счету, это история о том же, о чем и история Авраама и Исаака. О том, чтобы уметь жертвовать.
— И чем мы должны пожертвовать, Ханна?
Она задумалась.
— Нашей безграничной верой в себя, если можно так сказать, — улыбнулась она. — Я имею в виду, что верить в себя — это одно дело, но совсем другое — относиться к себе как к божкам.
Отвлекающий смешок, как будто она сморозила какую-то глупость. Она посмотрела на него, потом прижалась к нему так же стремительно, как и в прошлый раз, и поцеловала в губы.
Его тело продолжало помнить этот поцелуи, когда спустя какое-то время они возвращались по берегу вдоль моря и целый пляж принадлежал им одним. Нильс с наслаждением подставлял лицо холоду, соленому свежему ветру. Чуть позже сегодня он сходит в порт и найдет рыбака, который собирается выйти в море под Рождество. Вряд ли это такая уж редкость, кто-то же должен наловить всю ту треску, которую датчане по традиции съедят за праздничным столом. Нильс предложит несколько тысяч крон за место в каюте и усыпит себя до бессознательного состояния.