- Вы нигде его не записывали?
Она подумала, потом сказала:
- На бумаге я его не записывала. Совершенно точно.
Валландер догадывался, что это может оказаться весьма и весьма важным, и осторожно продолжал:
- Кому было известно ваше детское прозвище?
- Маме. Но она почти в маразме.
- А еще кому?
- У меня есть подруга в Австрии. Она знает это прозвище.
- Вы с ней переписывались?
- Да. Но в последние годы перешли на электронную почту.
- И вы подписывали мейлы детским прозвищем?
- Да.
Валландер задумался.
- Я не знаю, как это делается, - сказал он. - Но предполагаю, что письма сохраняются в компьютере.
- Верно.
- Кто-то, имевший доступ к компьютеру, мог найти письма и увидеть ваше прозвище. А значит, мог и догадаться, что это пароль.
- Нет, это невозможно! Сперва надо узнать код, только тогда можно войти в компьютер и прочесть письма. Не наоборот.
- Именно это меня и тревожит. Раз кто-то влез в ваш компьютер и стер всю информацию.
Она упрямо покачала головой:
- С какой целью?
- На этот вопрос можете ответить только вы сами. И как вы понимаете, он очень важен. Что в вашем компьютере могло заинтересовать кого-то?
- Я никогда не работала с секретными материалами.
- И все-таки подумайте хорошенько.
- Да я и так знаю.
Валландер ждал, меж тем как Сив Эрикссон явно напрягала память.
- Нет, не было у меня ничего такого, - наконец сказала она.
- Может, там все-таки были материалы щекотливого свойства, просто вы не отдавали себе в этом отчета?
- Какого рода материалы?
- Вопрос не ко мне.
Помолчав, она ответила твердо и решительно:
- Я всегда ценила в жизни порядок. Это касается и моего компьютера. Я постоянно очищала его от лишней информации. И повторяю: с особо продвинутыми задачами не работала.
Минуту-другую Валландер размышлял, потом продолжил:
- Давайте потолкуем о Тиннесе Фальке. Вы с ним сотрудничали. Хотя нередко выполняли и разные задачи. Он никогда не пользовался вашим компьютером?
- С какой стати?
- Этот вопрос нельзя не задать. Фальк мог пользоваться здешним компьютером без вашего ведома? Ключи-то у него были, что ни говори.
- Я бы заметила.
- По каким признакам?
- По всяким. Не знаю только, достаточно ли вы технически подкованы, чтобы понять.
- Я подкован слабовато. Но для нас главное, что Фальк был подкован блестяще. Вы же сами говорили. Вдруг он просто не оставлял следов? Ведь все дело в том, кто ловчее - отслеживающий или заметающий следы.
- Но зачем бы он стал это делать?
- Может, хотел что-то спрятать. Как кукушка, которая подкладывает свои яйца в чужие гнезда.
- Зачем?
- У нас нет ответа. Однако ж кто-то мог подумать, что он поступил именно так. И теперь, когда Тиннес Фальк мертв, решил проверить, нет ли в вашем компьютере скрытой информации, какую вы рано или поздно сумеете обнаружить.
- Кому же это понадобилось?
- Вот и я думаю - кому?
Скорей всего, так и было, размышлял Валландер. Иного логического объяснения попросту нет. Фальк мертв. И по неведомой нам, но вполне определенной причине теперь устроена большая чистка. Что-то необходимо скрыть любой ценой.
Мысленно он повторил последнюю фразу. Что-то необходимо скрыть любой ценой. Вот в чем суть, вот в чем главный узел. Если удастся его распутать, все станет ясно.
Комиссар догадывался, что время не ждет.
- Фальк никогда не говорил с вами о цифре двадцать?
- А с какой бы стати?
- Прошу вас, ответьте: да или нет?
- Нет, насколько я помню.
Валландер набрал номер Нюберга, однако тот не ответил. Тогда он позвонил Ирене и попросил разыскать криминалиста.
Сив Эрикссон проводила его в переднюю.
- Сюда приедут криминалисты. Будьте добры, ничего в кабинете не трогайте. Возможно, там есть отпечатки пальцев.
- Не знаю, что теперь делать, - растерянно сказала она. - Все пропало. Вся работа разом исчезла.
Утешить ее Валландер не мог. И снова ему вспомнились слова Эрика Хёкберга насчет уязвимости.
- Вы не знаете, Тиннес Фальк был религиозен? - спросил он.
На ее лице отразилось неподдельное удивление:
- Даже намеков никаких не слыхала.
Вопросов у Валландера не осталось. Он обещал позвонить. Вышел на улицу, постоял. Прежде всего надо бы связаться с Мартинссоном. Но как быть? Выждать, как советовала Анн-Бритт? Или выложить ему все сразу? На миг комиссара захлестнула огромная усталость. Такое предательство! И свалилось как снег на голову. До сих пор не верится, что это правда. Хотя в глубине души он знал, что так и есть.
Время только-только близилось к одиннадцати. Ладно, разговор с Мартинссоном можно пока отложить. Глядишь, негодование остынет, и суждения станут трезвее, объективнее. Сейчас лучше навестить семейство Хёкберг. Попутно он вспомнил еще одно дело, о котором забыл, а связано оно было с первым его визитом к Хёкбергам. Заехал в видеопрокат, где намедни поцеловал замок. На сей раз ему повезло, он получил-таки кассету с тем фильмом, где играл Аль Пачино. Поехал дальше и вскоре припарковал машину возле дома Хёкбергов. Входная дверь открылась, прежде чем он нажал кнопку звонка.
- Я видел, как ты подъехал, - сказал Эрик Хёкберг. - Первый раз час назад, но тогда ты сразу опять отчалил.
- Кое-что случилось, надо было разобраться.
Они вошли в дом, объятый тишиной.
- Вообще-то я хотел поговорить с твоей женой.
- Она наверху. Отдыхает. Или плачет. Или то и другое разом.
Лицо у Эрика Хёкберга посерело от усталости, глаза были красные, воспаленные.
- Сынишка опять ходит в школу. И так оно лучше.
- Мы все еще не знаем, кто убил Соню, - сказал Валландер, - но очень надеемся схватить убийцу.
- Я считал себя противником смертной казни. Но теперь уже сомневаюсь. Обещай, что этот мерзавец и близко ко мне не подойдет. Иначе я не ручаюсь за последствия.
Валландер обещал. Эрик Хёкберг пошел наверх. Комиссар в ожидании прохаживался по гостиной. Среди гнетущей тишины. Минут через пятнадцать послышались шаги. Вернулся Эрик Хёкберг. Один.
- Она очень устала. Но сейчас спустится.
