– Я в самом деле не знаю, – ответил Клейбер. – Я прекрасно понимаю, что обманул тебя самым подлым образом.
– Значит, ты это признаешь?
– Думаю, да.
– Тогда ты должен все объяснить.
– Попробую. Я не Адриан Клейбер. Меня зовут Стефан Ольденгофф. Но, как и Клейбер, я журналист. Хотя, должен признать, не такой успешный. Всего лишь один из тех, кто время от времени получает немного денег за пару историй и безумно радуется, если есть чем заплатить за квартиру. Как ты понимаешь, перебирать не приходится, поэтому я берусь за все, что может принести хоть какие-то деньги. Однажды со мной заговорил незнакомец, который заметил, что я удивительно похож на известного ему журналиста, и спросил, не соглашусь ли я за приличное вознаграждение сыграть его роль. Над ответом я думал недолго, а получив заверения в том, что ничего противозаконного делать не придется, тут же согласился. Повторюсь, предложенная сумма была действительно приличной. Незнакомца звали Донат.
В соответствии с одним из пунктов договоренности я должен был завладеть пергаментом. Именно для этого Стефан Ольденгофф превратился в Адриана Клейбера. В действительности внешность беспокоила нас меньше всего, ведь было известно, что ты последний раз виделась с ним семнадцать лет назад. Донат собрал всю информацию, которая могла оказаться полезной. Самые ценные сведения он получил от жены. Никто не был знаком с привычками и странностями Клейбера лучше, чем Ганне Луизе Донат, его жена. Я забыл сказать, что она и Клейбер были женаты. Именно поэтому он перестал посылать тебе цветы на день рождения. Я знал все о положении, в котором ты оказалась, а фундаменталисты гарантировали мне любую поддержку. В то же время я понимал, что орфики представляют огромную опасность, особенно с того момента, когда пергамент оказался у меня. Вернее, с того момента, когда орфики начали думать, что он попал мне в руки. Вот почему идея отправиться в Америку показалась мне как нельзя более подходящей. Лишь там я мог чувствовать себя в относительной безопасности.
Анна лишь качала головой. Ей было трудно поверить в то, что Ольденгофф говорит правду.
– Значит, – сказала она после долгой паузы, – когда тебя похитили орфики, все было по-настоящему?
– Неужели ты могла подумать, что это был спектакль? – воскликнул Стефан Ольденгофф возмущенно. – Серьезнее ничего и быть не могло! Как только орфики выяснили, что у тебя больше нет пергамента, поскольку, по их мнению, его спрятал я, они похитили меня, как заправские сицилийские мафиози! Я не помню, как они привезли меня в Лейбетру и что делали, чтобы вынудить рассказать, куда я спрятал пергамент. Но еще один факт остается фактом: своей жизнью я обязан тебе. Если бы орфики узнали, что пергамент давно находится в руках фундаменталистов, то, скорее всего, просто убили бы меня.
Анна фон Зейдлиц взглянула мнимому Клейберу в лицо. Она ненавидела этого человека. Но не той ненавистью, которую испытывают к врагам или противникам. Анна ненавидела Ольденгоффа исключительно за то, что он был Ольденгофф, а не Клейбер. В то же время это была ненависть, которая легко превращается в любовь. А момент, когда это должно произойти, был гораздо ближе, чем предполагала Анна.
8
С момента встречи в доме на виа Бауллари прошла ровно неделя. Анна фон Зейдлиц решила отправиться отдохнуть на Капри, чтобы еще раз спокойно подумать о развязке этой загадочной истории. Анна поселилась в люксе невероятно дорогого отеля «Квисисана» – теперь она могла себе это позволить. Донат выписал ей чек на один миллион долларов, но даже несмотря на то, что она теперь была богата, счастливой Анна себя не чувствовала. Сейчас ей казалось, что в течение нескольких месяцев она жила жизнью совершенно чужого ей человека, словно ее сознание переселилось в другое тело. Прошло довольно много времени, прежде чем ее сомнения сменились удивлением, а удивление – уверенностью, что все происшедшее ей не приснилось, а случилось на самом деле.
Долгими бессонными ночами она слышала злое эхо: «Бараббас, Бараббас, Бараббас…» Оно причиняло физическую боль, похожую на тупые, непрекращающиеся головные боли. Анна почти отчаялась. Она подозревала, что должно произойти в ближайшее время. Анна была одной из тех, кто мог строить подобные предположения, но она не могла представить себе всех деталей катастрофы – а иначе предстоящие события назвать нельзя, – которая должна была случиться в ближайшее время. Однажды она поймала себя на том, что обращалась с молитвой к Небу и просила: пусть случится что-нибудь невероятное и все останется, как раньше; пусть пройдет ливень, которые смоет с асфальта этот рисунок мелками!
Конечно, Анна прекрасно понимала, что повлиять можно только на будущее, но не на прошлое. Поэтому она строила планы и размышляла, в какую отдаленную точку мира лучше отправиться, чтобы укрыться хотя бы на некоторое время от последствий грозящей катастрофы. Но развязка оказалась совершенно неожиданной.
Понедельник, 5 марта 1962.
Рейс «Аллиталия» 932 Рим – Амман. На борту 76 пассажиров и восемь членов экипажа. В восьмом ряду на местах А и В – приземистый мужчина с бритой головой и его парализованная жена. В списке пассажиров они значились как «Донат, мистер и Донат, миссис». Оба поднялись на борт по отдельному трапу еще до того, как остальные пассажиры начали проходить внутрь. Миссис Донат в инвалидном кресле. Стюард обратил внимание на портфель, который был прикован наручниками к руке женщины.
В шестом ряду на месте В расположился одетый в черный костюм мужчина с коротко стриженными волосами. На лацкане пиджака поблескивало крохотное золотое распятие. В списке пассажиров он значился как «мистер Манцони». Он поднялся на борт в самый последний момент и имел при себе черный саквояж.
После взлета Манцони несколько раз оборачивался, чтобы взглянуть на Доната и его парализованную жену. Оба вызывающе смотрели на него. Манцони отвечал на их взгляды наглой ухмылкой. Похоже, каждый считал победителем именно себя. Донаты были полностью уверены, что одержали победу над Манцони, а сам Манцони, вероятно, считал, что победил он.
По истечении восьмидесяти минут с момента взлета Манцони открыл саквояж и начал шарить в нем, очевидно, пытаясь что-то нащупать. Донат видел, как итальянец, улыбнувшись, поднял руку и размашисто перекрестился. Затем всех ослепила яркая вспышка. На высоте двадцати пяти тысяч футов над уровнем моря самолет разлетелся на тысячи частей…
9
Конечно, не осталось ни одного свидетеля, который мог бы подтвердить, что все детали этой последней сцены описаны верно. Скорее всего, приблизительно таким образом все и произошло.
Итальянское агентство новостей ANSA 5 марта 1962 года сообщило: «Пассажирский самолет итальянской авиакомпании «Аллиталия», совершавший перелет из Рима в Амман, взорвался над морем на высоте 25 000 футов. На борту находились 76 пассажиров и восемь членов экипажа. Катастрофа произошла примерно в 60 морских милях южнее Кипра и в 90 морских милях западнее Бейрута, над одним из самых глубоких мест Средиземного моря. Члены экипажа эсминца, входящего в состав Шестого американского флота, утверждают, что видели, как самолет взорвался в воздухе. Множество горящих обломков упало в море. Ни один из 84 человек, находившихся на борту, не спасся. Относительно причин катастрофы на данный момент существует несколько предположений. Представитель компании «Аллиталия» заявил в Риме, что нельзя исключать возможности взрыва бомбы на борту самолета».
