голову между ними, прежде чем быстрее двигать бедрами. — Тебе не терпится попробовать её?
— Угу, — мне едва удается выдавить из себя, от его быстрых, неумолимых ударов становится трудно делать что-либо, кроме дыхания.
Глубже, жестче, так быстро, что мне приходится бороться за каждый поверхностный вдох.
— Продолжай, и твое желание исполнится. Изголодавшаяся по члену шлюха. Ты такая? — Он мрачно хихикает, толкаясь в мой рот.
Я не могу дышать. Это больно. Что-то не так. Рену не доставляет удовольствия причинять мне боль, если я тоже не получаю удовольствия.
И все же, когда я хлопаю ладонями по его бедрам и заднице, все, что он делает, это смеется. Звук жестокий, и я едва могу подавить встревоженный стон. С таким же успехом меня могло бы здесь и не быть. Он использует меня, целиком и полностью, трахая влажную дырочку, которая может принадлежать, а может и не принадлежать человеку, которого он любит.
Теряю себя в этом моменте.
— Так хорошо… соси, шлюха… — Он начинает стонать, его член, как кувалда, вколачивается в меня все быстрее и быстрее. — Такой теплый рот, который скоро наполнится моей спермой. Ты готова, принцесса?
Принцесса? У меня даже не было возможности осознать, что он сказал.
Еще один резкий толчок, и знакомый вкус его спермы заполняет мой рот. Я благодарна, открываю горло, чтобы принять все её, радуюсь, что смогу отдышаться. Обычно он не кончает, не дав мне кончить первой — по крайней мере, один раз, — но я приму это до тех пор, пока это означает, что он пришел в себя.
Его руки расслабляются, пока не начинают гладить мои гладкие волосы. Его нежное прикосновение приносит облегчение, расслабляя мышцы и успокаивая меня так, как я хотела успокоить его.
— Это было хорошо. Мы повторим это снова.
— Конечно, да, — соглашаюсь я, снова встаю, затем поворачиваюсь лицом к воде, чтобы прополоскать рот и лицо.
Он проводит руками по моим бедрам, и я прислоняюсь к нему спиной. Отец моего ребенка. Мне не терпится рассказать ему.
— Чувствуешь себя лучше? — Я пользуюсь шансом прошептать, моя голова покоится у него на груди.
— Черт возьми, да. — Давление его пальцев на мои груди заставляет меня вздрагивать — они нежные, более чувствительные, чем обычно. — Возможно, нам придется перенести секс в спальню. Но позже. У меня еще куча дерьма, о котором нужно позаботиться.
Вода все еще теплая, но все равно кажется прохладной. Вот и все. Нет, он не разносит комнату, но по-прежнему не в себе.
Все еще далеко, независимо от того, насколько близки наши тела.
По крайней мере, сейчас он спокоен. Я должна довольствоваться данной победой.
Моя недолгая надежда тает при виде беспорядка, который он устроил на кухне. Мое сердце мрачно сжимается от этого, когда я выхожу из ванной, завернутая в полотенце. Мы больше не можем так жить, с его перепадами настроения и непредсказуемостью. Не тогда, когда у нас на подходе ребенок.
Я должна помочь ему. Должен быть способ.
Он думает о чем-то близком к этим строкам, когда я присоединяюсь к нему в спальне, где он заканчивает вытираться.
— Мы работаем над планами следующей поездки в Нью-Хейвен, — сообщает он мне, едва глядя в мою сторону, пока достает одежду из комода. — Мы обсуждали это ранее и…
— Так вот оно что. — У меня тяжело на сердце, когда я снимаю полотенце, чтобы немного высушить волосы, прежде чем одеться. Я должна была догадаться, что они продвигаются вперед в реализации своих планов. Только мысль о возвращении в Нью-Хейвен могла привести его в такую ярость.
— Что еще? — Он фыркает через плечо, качая головой. — Работа не была закончена.
— Но мы были близки к этому, и ты знаешь, что они будут ждать твоего возвращения. — И я ношу твоего ребенка, по крайней мере, почти уверена в этом. Мы не можем так рисковать. Почему слова не выходят наружу? Я не знаю.
— Ну и что? Мы что-нибудь придумаем.
— Я просто говорю… — Это отчаянный шаг, но я должна хотя бы попытаться достучаться до него. — Возможно, потребуется небольшая помощь. Это слишком много, чтобы взваливать все на свои плечи в одиночку.
— Я не совсем один, правда? У меня есть ты.
Почему в его голосе столько сарказма? Как будто это плохо. Я бы хотела, чтобы он не заставлял меня чувствовать себя такой бесполезной, но именно такую власть он имеет надо мной. Его мнение значит так много.
— Меня недостаточно. Я знаю это. — Я натягиваю одежду и сажусь на кровать, пока он убирает мокрые волосы со лба. Он даже хмурится на свое отражение. Как мне достучаться до него?
— И что ты предлагаешь?
— Подтянуть подкрепление. Их так много, а нас всего двое. Мы безнадежно в меньшинстве, потому что, я уверена, что теперь к Ребекке приставлена охрана. Если они уже этого не сделали. Как нам пройти мимо них? Ты понимаешь, что я имею в виду?
Он кладет расческу на туалетный столик, пригвоздив меня к месту холодным взглядом в зеркале.
— И что ты предлагаешь? — он спрашивает снова, медленно, четко выговаривая каждое слово.
Это не сулит ничего хорошего.
Но я должна разобраться.
— У нас действительно есть кое-кто с небольшой армией в его распоряжении. Позволь мне связаться с моим отцом. Он будет на нашей стороне, как только узнает, что ты пытаешься сделать. Из всех людей он в курсе того, что они натворили в «Безопасном убежище». Он захочет избавиться от них так же сильно, как и ты.
Вот. Я это сказала.
И когда он приподнимает губу, рыча, я жалею, что сделала это.
— Твоя семья. И это ответ? — Его кулаки ударяют по поверхности комода, и зеркало дрожит, на мгновение искажая его отражение. — После всего, что произошло, ты хочешь побежать к папочке, поджав хвост?
— Все не так, — шепчу я.
— И мне следует поцеловать кольцо? Встать в строй, как еще один хороший маленький солдатик?
— Почему ты так говоришь?
Он поворачивается ко мне, и, боже мой, какое отвращение. Оно такое густое, что я почти чувствую, как оно стекает с него, когда он бросается на меня.
— Я, блядь, так и знал.
Я вскрикиваю от удивления и страха, когда он поднимает меня на ноги.
— Рен, все не так.
Мои слова остаются без внимания.
— Бежишь обратно к папе, боишься быть со мной, лжешь о том, что ты на нашей стороне.
— Я не лгала!
Его руки больно сжимают мои, прежде чем он сильно встряхивает меня.
— Я должен был покончить с ними, когда у меня
