Джордж Уилкенсон, мог отправить в ад.
Эта мысль взволновала его, и он некоторое время смотрел на спящего пирата, прежде чем окинуть взглядом остальную часть корабля. Оружейный порт открывался на шкафут. Он видел над головой несколько тусклых звезд, но там, где он ожидал увидеть надстройки полубака, было пустое пространство. Должно быть, пираты снесли их, а для чего Уилкенсон не мог себе представить.
Он также увидел несколько кучек какого-то хлама лежащего на палубе. Возможно, это были спящие люди или брошенное снаряжение, которого он не мог различить в темноте. В любом случае, на борту, по крайней мере, наверху, было не так уж много людей, а те, кто был там, похоже, не проснулись. Неудивительно, что его приход остался не замеченным. Он снова уперся за форштевень и снова принялся подправлять каноэ к корме.
Наконец, он добрался до заднего орудийного люка, за исключением последнего. Именно его и соседний он увидел мягко очерченными каким-то светом на борту корабля. Внутри вполне могли быть бодрствующие люди, которые могли его увидеть. Он остановился, вцепившись в дно иллюминатора вспотевшими ладонями, и, подождал, когда пройдут прилив страха и возбуждения.
Он еще немного посидел неподвижно, ощущая мягкое покачивание каноэ на реке, и задался вопросом, кто он такой и кем он стал, рискуя понапрасну.
Он и раньше пытался подвергнуть себя риску, но опыт в публичном доме был самым отчаянным из всех, который он когда-либо испытывал до сих пор.
До нынешнего момента. Теперь, когда его отец уничтожил остатки семейной чести, той маленькой настоящей чести, которая у нее когда-либо была. Теперь, когда его отец умер, и мертв его, так горячо любимый им, младший сын, ему стало стыдно от того, что его заставили участвовать в таком в унизительном спектакле неудавшейся мести.
Утром, когда взойдет солнце и положит конец этой ужасной ночи, каким оно застанет его, - подумал он - живым или мертвым, и с удивлением обнаружил, как мало заботит его, что с ним случится. Любой страх, который он чувствовал сейчас, был просто животным инстинктом, а не разумным желанием сохранить свою жизнь и положение.
С этой мыслью он обвязал кормовую часть каноэ вокруг какой-то скобы и закрепил ее. Он снова вытянул шею, заглянул в иллюминатор и обнаружил, что смотрит в своего рода большую каюту. На балке посередине корабля висел единственный фонарь. Помещение было полностью закрыто ставнями, но просачивалось достаточно света, чтобы слабо освещать пространство, и глаза Уилкенсона, не совсем привыкшие к темноте, смогли различить детали.
Его представление о большой каюте было основано на представлении о каюте «Братьев Уилкенсонов», с ее изысканной мебелью и отделкой из дуба и позолоты - роскошными апартаментами на плаву. Каюта, на которую он смотрел сейчас, могла быть такой, - подумал он, - когда смог разглядеть остатки панелей в нескольких местах и другие намеки на былое великолепие, но по большей части она выглядела так, как будто ее все время грабили и ломали.
Большую часть пространства занимали четыре длинноствольных орудия, два по правому и два по левому борту. Самые дальние орудийные порты, грубо прорубленные в бортах, наводили на мысль, что эти две пушки были перенесены туда после захвата корабля пиратами.
В середине стоял большой стол, прикрепленный к кольцевым болтам на палубе. Лак на ножках поблескивал в слабом свете и свидетельствовал о том, что когда-то это было изысканное изделие. Уилкенсон мог представить элегантный ужин, накрытый там для хозяина и его гостей. Но теперь по нему были разбросаны кучи мусора, наваленные так высоко, что даже со своего низкого места Уилкенсон мог видеть одежду, бутылки и остатки пищи.
Больше ничего не было, ни ковра, ни винного шкафа, ни серванта. Большая часть панелей отсутствовала, возможно, их снесли на дрова. Все это больше походило на хижину банды лесорубов, чем на убежище капитана корабля
В каюте никого не было, в этом он был совершенно уверен, потому что мог видеть почти все пространство. И оттуда пахло так, как будто как там находилась сотня немытых тел, как в трюме невольничьего корабля. Ну, может быть, не так уж мерзко, но достаточно неприятно. Он чувствовал запах пота и гниющей еды, а также смутные следы дерьма и мочи. Он привык к неприятному запаху, исходящему от кораблей, но никогда не испытывал ничего подобного, кроме запаха чернокожих рабов.
Он понятия не имел, как долго смотрел в эту полутемную каюту, но ему показалось, что прошло очень много времени, и за это время шума было не больше, чем он слышал, когда греб к кораблям. Даже храп прекратился. Ночь была лишена человеческих звуков. И в тишине, прижавшись к борту корабля разбойников, мысли Уилкенсон обратились к Марлоу
Марлоу был одним из этих людей. Так сказал Рипли. Он прожил эту жизнь, жизнь, на которую он, Джордж Уилкенсон, мог смотреть только с каноэ. Мародерствуя, грабя, насилуя, Марлоу совершал все это. Стоит ли удивляться, что Элизабет так стремилась сойтись с ним? И теперь он плыл вниз по реке, чтобы сразиться с этими пиратами, чтобы броситься в неравный в бой с людьми, от одной мысли о которых к Уилкенсону от страха подступала тошнота.
Он видел, как пираты поднимались на холм. Их были сотни, намного больше, чем матросов «Плимутского приза», и все они были жестокие убийцы. Два корабля против одного. И Марлоу собирался сразиться с ними, в то время как все, что он мог делать сам, это плыть рядом в каноэ, заглядывая в орудийный иллюминатор, как какой-то подглядывающий согядатай. Он всегда был только подглядывающим.
Следующее, что он помнил, это то, что он, стоя в каноэ, наполовину просунулся через орудийный люк, с некоторым трудом обхватив ствол разряженного орудия. Он остановился, когда его пистолет зацепился за подоконник, покрутился, пока не освободился, а затем прополз остаток пути. Он поднял свой мушкет, который держал перед собой, и, присев на корточки, огляделся.
Он был на борту пиратского корабля. Само осознание этого удивило его, так как он никогда не собирался делать ничего подобного. Он пришел в восторг от этой мысли. Он был на борту пиратского корабля, единственный человек в полном сознании, насколько он мог судить. Он держал их жизни в своих руках. Он мог убить их всех, как убил Рипли.
Но это не совсем так, напомнил он себе. Он мог убить только троих, потому что у него было два пистолета и мушкет, и после этого они убьют его.
Но он поднялся на борт не просто для того, чтобы осмотреться, он пришел, чтобы что-то сделать, стать частью мира
