Ознакомительная версия. Доступно 30 страниц из 147
Я замер. И сердце в груди оборвалось и повисло в пустоте грудной клетки. Медленно-медленно обернулся, и показался мне Абакумов бесконечно далеким, будто смотрел я на него в перевернутый бинокль.
— …Товар — малина, говна в нем половина… Этот следопыт наш… Рюмин… ба-альшой выдумщик… И усердие в нем не по уму…
И, упреждая меня, сказал быстро:
— Ты-ы, надеюсь, не имеешь к этому делу отношении?
— Самое что ни на есть отдаленное, — севшим от страха голосом пробормотал я.
— Вот и не приближайся к нему на версту. Я сейчас домой поеду — пару часиков соснуть, потом вернусь и сам допрошу Когана. И Рюмина заодно. И если мне пархатый не подтвердит все доподлинно, я Рюмину язык через жопу вырву. — И, сжав кулак, показал, как будет выдирать Миньке язык. — Иди, я тебя вызову.
Не помню, как промчался через приемную, длинный коридор, застланный алой дорожкой. Лестница, марш вверх, площадка, еще вверх, еще, некогда ждать лифта, снова длинный коридор, оглушенный и слепой бег, немой распах двери рюминского кабинета — и валяющийся на полу без сознания Коган, и Минька над ним — бледный и растерянный.
— Что?! — крикнул-выдохнул я.
— Отказывается… — развел руками Рюмин. — Не подписывает ничего, жидяра гнусная…
Он взял со стола графин и стал лить воду на голову Когана, и булькающая струя, смывая с лица кровяные затеки, разливалась на яично-желтом паркете бурой грязной жижей. Коган замычал, застонал протяжно, выныривая медленно из спасительной пустоты беспамятства, разлепил спекшиеся губы, распухшим багровым языком попытался поймать текущие по черному изуродованному лицу капли. Я с удивлением заметил у него во рту обе вставные челюсти, каким-то чудом уцелевшие за время столь долгого мордобития.
— Миня, он должен подписать протокол, — сказал я, хотя надежды почти не оставалось. — Через пару часов тебя вызовет Абакумов, и, если Коган не подтвердит протокола, нам всем конец…
— Как же так? — выкатил Минька свои белые бельма на поросячьем рыле. — Как это? Ты же сам говорил…
— Говорил! Говорил! Кто тебя, идиотину, гнал с протоколом к министру? Да поздно сейчас рассуждать. Надо, чтобы он подписал…
Коган очнулся совсем, приподнял голову, мутно посмотрел на нас и хрипло сказал:
— Господи… Господи… За что Ты меня… так…
Отворилась дверь, и в кабинет заглянул Трефняк. Я махнул ему рукой: «Заходи!» — а сам присел на корточки рядом с Коганом и спросил:
— Моисей Борисович, вы меня хорошо слышите? Понимаете, что я вам говорю?
Коган прикрыл веки.
— За эти несколько дней вы уже многое поняли… — Я старался говорить спокойно и убедительно. — И вчера приняли единственно правильное решение чистосердечно признаться…
Коган замотал головой.
— Вы меня… замучили… — просипел он.
— Вы ошибаетесь, Моисей Борисович! Вы еще даже и не пригубили от чаши страданий! Ваши испытания — это лишь обработка. Ну, подготовка к разговору…
Минька крикнул:
— Сейчас, пархатая рожа, сделаем тебе клизму из каустика с толченым стеклом!
Я показал Миньке кулак, а Когану сообщил:
— Прошу вас, Моисей Борисович, не вынуждайте меня на крайние меры. У нас нет времени, и я поставлен перед необходимостью заставить вас говорить правду. Уверяю вас, что вы даже не представляете, какие ждут вас муки. Одумайтесь, пока не поздно…
Он схватился за горло и засипел снова:
— Горит… горит все… Боже мой милостивый… как горит… все внутри… Снегу… дайте глоток снегу… горит… снегу… тогда подпишу…
— Ах ты, свинья лживая! Собака грязная! — фальцетом завопил Минька. — Думаешь снова провести нас! Горит у него! Да ты хоть сгори тут!..
Но я видел, что выхода уже все равно нет, и приказал Трефняку:
— Неси снега!
— Откуда? — удивился Трефняк.
— От верблюда! Дурень, беги на улицы, зима небось…
Трефняк беспомощно огляделся в поисках посуды, не нашел ничего подходящего, схватил стоящую в углу фаянсовую белую плевательницу и сказал:
— Нехай! С харкотиной тож зъист!
И ушел. Окно туманилось серой слизью рассвета. Минька, снедаемый яростью и страхом, потерянно слонялся по кабинету, безнадежно приговаривал:
— Смотри, гадина, попробуй только не подписать — вытрясу поганый твой кошерный ливер…
Это он себя так взбадривал. Потом подошел к внушительному полированному ящику радиоприемника «Мир», щелкнул выключателем, и глазок индикатора не успел налиться зеленью, как рванулся в комнату, буто из прорвы, бас Рейзена:
Сатана там правит бал,
Там правит бал!
Сатана там правит бал…
На земле весь род людской
Чтит один кумир свяще-енный…
— Выключи! — крикнул я Миньке, и Мефистофель пропал с затухающим воплем: — «Сатанатам… сатанатам…». — Моисей Борисович, давайте я вам помогу сесть за стол, сейчас принесут снегу, а вы пока подписывайте протокол…
Коган снова приподнял голову, оглядел нас с Минькой прояснившимся глазом — одним левым, — потому что правый был закрыт чугунным кровоподтеком, и тихо, очень удивленно сказал:
— Какие… вы… молодые еще… парни…
Втянул в себя воздух со свистом, закрыл глаз и забормотал еле слышно, будто себе что-то объяснял, только что понятое растолковывал:
— Молодые клетки… новообразования… у старых клеток нет этой бессмысленной… энергии уничтожения… метастазы… сама опухоль — в мозгу… вы будете расти… пожирать организм… людей, государство… пока не убьете его… тогда исчезнете сами…
Пришел Трефняк с полной плевательницей снега — грязного с песком.
— С тротуару… от сугроба набрал, — деловито пояснил он.
И Коган долго лизал эту мусорную жижу, но глотать уже не мог, и она стекала у него из угла рта. Потом он выронил из рук плевательницу, она раскололась от удара, и снежная кашица смешалась ни полу с черной лужей от воды, вылитой Минькой из графина. А старик полежал несколько мгновений недвижимо, и мы в растерянности замерли, не зная, что делать, пока он опять не поднял голову и не выплюнул на пол зубные протезы.
— Не нужны больше, — шепнул он. — Умираю…
Голова его отчетливо стукнула о паркет, и тишину растоптал Минька, бросившийся к Когану с пронзительным криком, визгливым, почти рыдающим:
— Подыхай, сволочь, подыхай, гадина! Погань проклятая!..
И бил его короткими толстыми ногами по ребрам, в живот, под почки. Я оцепенело сидел за столом, и не было сил остановить Рюмина, хотя я видел, что Моисей Коган уже мертв. В голове плавал бурый дым, и весь я был набит ватой, только одни ясная мысль оставалась в сознании: скорее всего через несколько часов бойцы из Особой инспекции будут разбираться со мной точно так же, как Минька с Коганом.
Ознакомительная версия. Доступно 30 страниц из 147
