научился, а сейчас учиться уже смешно.
Выходные дни отдаю странствиям. Разведываю дорогу на горный перевал. Если удастся, в ближайшие выходные попытаюсь увидеть Байкал. Хотя сейчас это еще сложнее, чем зимой: вскрылись горные реки.
Жаль, что ты далеко и не можешь видеть всего, что здесь происходит, сам. Это — на всю жизнь!»
Запись в дневнике: «Мы больше не остров. Собственно, мы никогда не были островом в том смысле, как это было в эпиграфе к роману Хемингуэя. Мы никогда не были сами по себе — с нами были и строители Звездного, и вся страна, и мои друзья с ВЭФа, и мои родители. Но теперь у нас есть дорога, пока маленькая, автомобильная. Потом здесь пройдет Дорога, та, ради которой высаживался в тайгу я и пробивались к нам они. Сегодня они уходят дальше, на Кунерму. Как я хотел бы пойти с ними! Но пока это нельзя. Надо строить Улькан. Кунерма — потом».
К Новому году Улькан стал поселком.
«31 декабря не работали. Истопили баню и с наслаждением помылись. Сибирские бани — мне их будет не хватать дома. После обеда показался вертолет. Он разбросал над поселком листовки с поздравлением. Встретить с нами Новый год прилетел начальник штаба ЦК ВЛКСМ Западного участка БАМа Вербицкий. По случаю Нового года был слегка нарушен суровый «сухой закон». Начальник штаба привез с собой шампанское».
Из последнего письма домой: «У меня радость. Включили в бригаду — рубить просеку на Кунерму. Так что в случае, если долго не будет писем, не волнуйтесь, возможно, что отправился на Кунерму. Кунерма — это самый восточный плацдарм на Западном участке БАМа. Надо использовать любую возможность жить по максимуму, так, чтобы сказать: я внес свой труд в освоение Сибири».
22 мая 1975 года Ивар начал новый дневник. В общей тетради он тщательно пронумеровал все страницы. Заполнена только одна первая.
«Иду на Кунерму. Не волнуйтесь за меня».
А потом была запись наискосок через комсомольский билет, через графу об уплате членских взносов:
«Погиб при исполнении служебных обязанностей на строительстве Байкало-Амурской магистрали.
2 июня 1975 года СМП-571 пос. Улькан.
Секретарь комитета комсомола Ураков».
Публикация и перевод с латышского
Л. Малинского и И. Муромцева
НИКОЛАЙ ПОЛЯНСКИЙ
ЧИСТАЯ ПРОСЕКА
Сегодня нет такого уголка в нашей стране, где бы не работали бойцы Всесоюзного студенческого отряда. Юноши и девушки вузов и техникумов трудятся на всесоюзных комсомольских стройках. Адресами третьего трудового семестра стали БАМ и КамАЗ, Усть-Илимский лесопромышленный комплекс, волгодонский завод «Атоммаш», районы освоения Сибири, Севера, Средней Азии и Дальнего Востока.
Более 150 тысяч бойцов Всесоюзного студенческого отряда имени 60-летия Великого Октября осваивают Нечерноземье.
Отрывки из дневника бойца Харьковского ССО комсомольца Николая Полянского переносят нас в жаркие дни лета 1976 года на север Тюменской области, на строительство железной дороги Сургут — Уренгой. Базовый лагерь студентов располагается в тех местах, куда, как говорится, поездом не доехать и самолетом не долететь. Можно кружным путем — по Оби через Тазовскую губу — и вниз к Уренгою, по реке Пур. Пур часто мелеет. Значит, единственная надежная транспортная ниточка — вертолетная трасса. Вот почему в этих местах каждый килограмм груза — на вес золота, вот почему каждый гвоздь на учете.
ССО на Уренгойском участке работают в нелегких, как нынче принято говорить, в экстремальных условиях. Пожалуй, это нетипично для большинства студенческих отрядов. Но тем отчетливее проявляется желание бойцов отряда пробить «чистую» просеку в сложных условиях, выполнить свой гражданский долг.
_____
1976 год
18 июня. Вертолет наш круто разворачивается. Вижу маленькую зеленую поляну внизу. Легкий толчок. Приземлились. Здесь наш дом. До ближайшего населенного пункта полтораста километров болот и тайги, Выстраиваемся цепочкой у вертолета. Из рук в руки летят рюкзаки, ящики, свернутые спальные мешки. Отсюда начинается просека, которую нам предстоит сделать «чистой». Среди сосен у палаток появляются люди. Длинные оранжевые блузы с пышными рукавами на украинский манер и плотно облегающими головы капюшонами, кирзовые сапоги. Это квартирьеры. В противомоскитных костюмах. Их задача — разбить лагерь и держать его в полной боевой готовности.
Сейчас вокруг неразбериха. Передают письма, газеты. Над нами нависает облачко оводов, комаров и мошек.
— А баньку, баньку-то приготовили?
— А борщ с лосятиной парует?
— А постельки пуховые — взбиты ли?
Осторожно, переступая через огромные, необрубленные, наваленные одна на другую сосны, мы идем к лагерю. Налево и направо, сколько видно глазу, просека, она в сплошных завалах.
Выходим с просеки на ровное, высокое место, здесь лес реже. Шумят кронами гигантские сосны. Впереди полотняные домики лагеря: полосатые, оранжевые, синие. Ребята один за другим достают флаконы с «антикомарином» — «Дэтой», «Бенфталатом», тюбики «Табу» и судорожно смазывают руки, лицо.
20 июня. Наши шестиместные палатки стоят кольцом, как цыганский табор. Посредине в узкой лощине колодец. Вправо за палатками — столовая, немножко дальше — баня. Сетка в нашей палатке ярко-оранжевая. Оводы с разгона шлепаются в нее, ползут, отлетают и опять несутся на свет. Мои соседи — полтавчанин Женя Курбений и здоровяк из Курска Гриша Милютин.
Приподнимаю полог, стайка комаров по инерции пролетает в палатку, рассеивается.
