Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 116
Он повернулся, продолжая сидеть на корточках, снизу вверх посмотрел на бледный олдрейнский лик Ситлоу и прорычал:
– Ты не мог бы убраться на хрен и дать мне минутку наедине с кузиной?
Пристальный взгляд двенды перебежал с его лица на Шерин и обратно. Ситлоу едва заметно пожал плечами, повернулся и выскользнул через приоткрытую дверь, как дым.
– Послушай, Шерин, он не причинит тебе зла. Он… – Рингил взвесил слова. – Друг. Он позволит мне забрать тебя домой. Честное слово. Никаких трюков и колдовства. Я правда твой кузен. Твоя мать и Ишиль попросили меня разыскать тебя. Я искал… некоторое время. Помнишь Ланатрей? Я все время отказывался играть с тобой в саду, даже когда Ишиль заставляла.
Кажется, это помогло. Ее лицо медленно, дюйм за дюймом, повернулось. Дыхание сбилось, а потом вой прервался и растаял в тишине, как вода на выжженной солнцем земле. Она взглянула на него краем глаза, все еще держа себя обеими руками за шею. Спросила скрипучим, как ржавая дверная петля, голосом:
– Ри… Рингил?
Он заставил себя изобразить подобие улыбки.
– Ага.
– Это правда ты?
– Ну да. Ишиль меня послала. – Он опять попытался улыбнуться. – Ты же понимаешь, что это значит. Ишиль. Уж какая она есть. У меня, мать твою, не было выбора – я просто обязан был тебя отыскать, да?
– Рингил. Рингил…
Шерин бросилась на него, рухнула ему на шею и плечи, рыдая, хватаясь и крича, будто тысячи демонов, вселившихся в нее, решили наконец, что пробыли в этом теле слишком долго, нужно дать ей волю.
Он держал ее, пока это продолжалось, баюкая, бормоча банальности и поглаживая волосы, превратившиеся в крысиное гнездо. Крики перешли во всхлипывания, затем в судорожное дыхание и тишину. Он всмотрелся в ее лицо, вытер слезы рукавом, как мог, а затем поднял ее и вынес наружу; кусочки соломы с пола стойла все еще цеплялись за простую, испачканную болотной водой сорочку, которая была на ней надета.
«Теперь ты счастлива, мама? Достаточно ли я сделал?»
Снаружи небо пришло в движение; густые клубящиеся тучи проносились над головой с угрожающей скоростью. Свет изменился, загустел и погрязнел, предвещая тусклый конец дня; в воздухе смердело надвигающейся бурей. Из других стойл в «конюшне» и из соседних построек не доносилось ни звука. Если их обитатели и были живы, ужас или апатия вынуждали их хранить молчание. Рингил невольно обрадовался – так было легче притворяться, что здесь нет других пленников, кроме женщины, которую он держал в руках.
Ситлоу стоял, прислонившись к стене «конюшни», скрестив руки и глядя в пустоту. Рингил без единого слова прошел мимо него и остановился в нескольких шагах, держа Шерин на руках. Она зарылась лицом в его шею и стонала.
– Итак, – раздался позади голос двенды. – Доволен? Теперь у тебя есть все, чего ты хочешь?
Рингил не обернулся.
– Ты посадишь нас на хорошего коня, укажешь дорогу на Трелейн и позволишь уехать на целый день из этой сраной дыры. Тогда, может быть, мы поговорим о выполненных обещаниях.
– Конечно. – Он услышал звук, с которым Ситлоу оторвался от стены, выпрямился и скользнул ближе, встал за спиной. От его голоса, безжизненного и холодного, у Рингила зашевелились волосы на затылке. – А почему бы нет? Ведь тебя тут больше ничего не держит?
– Ты сам это сказал.
Рингил направился к воротам при свете молний, чуть напрягшись, потому что нести Шерин оказалось тяжелее, чем он ожидал, когда впервые поднял ее. Какая-то вечно беззаботная его часть припомнила времена, когда он мог сражаться весь день в полном доспехе и к вечеру не валиться с ног, и ему даже хватало сил, чтобы пройтись по лагерю, поговорить с новобранцами и подбодрить их перед завтрашней бойней, рассказать о победе, в которую он не верил, и разделить с ними жестокие, грубые шутки о деньгах, ебле и членовредительстве, будто он и впрямь находил их забавными.
«Тогда ты был лучшим человеком, Гил? Или просто лучшим лжецом?
Ну, ягодицы и живот у тебя были более подтянутыми. А плечи – шире и крепче.
Может, этого им хватало, как и тебе».
Он вышел за ворота, угрюмо отворачиваясь от голов в воде у забора. Ему это почти удалось. Но стоило просчитаться, искоса взглянуть не туда, и краем глаза он зацепил отчаявшееся, грязное лицо женщины у самого порога. Он отвернулся, прежде чем успел рассмотреть что-то еще, кроме изборожденной дорожками слез щеки и беззвучно бормочущего рта. Он так и не встретился с ней взглядом.
И двинулся дальше, сквозь болото и тускнеющий свет, неся на руках Шерин, которая становилась все тяжелее, бок о бок с Ситлоу, холодным и отрешенно-прекрасным – они втроем выглядели символическими персонажами из какого-нибудь раздражающе пафосного моралите, чье изначальное назидание исказили и переврали, утратили, и теперь ни зрители, ни актеры понятия не имели, что за хрень происходит на сцене.
* * *
На юго-западной окраине болота окрестности постепенно стали менее враждебны к людям и, видимо, прочим живым существам. Сперва их время от времени кусали комары, а на заболоченных участках тропы вокруг сапог вздымались редкие облачка мошкары. Затем сквозь тишину начало медленно просачиваться пение птиц, и вскоре после этого Рингил стал замечать их самих, сидящих или прыгающих на ветвях и поваленных стволах деревьев. Вода все больше отказывалась от своих непредсказуемых притязаний на землю, перестала сочиться из нее при каждом шаге, все чаще ограничиваясь протоками и впадинами. Тропинка, по которой они шли, затвердела, вездесущая вонь стоячих прудов теперь налетала лишь изредка. Земля поднялась и пошла волнами; звук текущей по камням воды возвестил о ручьях. Даже небо будто просветлело, когда грозная буря на какое-то время уползла в другое место.
Как и многое другое в жизни Рингила, гнетущая тишина в сердце болота не казалась такой уж невыносимой, пока он не отдалился от нее.
Они следовали вдоль берега ручья, который превращался в реку, часто останавливаясь, чтобы передохнуть. Через некоторое время Шерин смогла идти сама, хотя еще прижималась к Рингилу всякий раз, когда кто-нибудь из двенд подходил близко или обращал на нее пустоглазый взгляд. Она совсем не разговаривала и, похоже, относилась к происходящему так, будто оно могло в любой момент оказаться галлюцинацией или сном.
Рингил понимал ее чувства.
Ситлоу, в свою очередь, был почти так же молчалив. Он вел отряд с минимумом словесных инструкций и жестов, разговаривал с Рингилом не чаще, чем с товарищами-олдрейнами. Если он и выбрал новых двенд, которые их теперь сопровождали, Рингил этого не заметил. Пелмараг и Эшгрин присоединились к ним у олдрейнского моста, еще двое незнакомых двенд дожидались на другом конце. Эти четверо время от времени обменивались короткими фразами, но Ситлоу в этих разговорах не участвовал. Ему, судя по всему, было все равно.
В сумерках они достигли лагеря, который старьевщики разбили на берегу.
Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 116
