— Ты приготовила всю эту благодать Божью? — спросил Риккардо, указывая на стол.
— Конечно, — гордо ответила Глория, — я превзошла самое себя: фрукты, гренки с сыром и вино.
— Кухарка из тебя — высший класс! — польстил ей Риккардо.
Они рассмеялись, чокнулись, выпили и поцеловались через стол.
— У меня всегда была склонность к домашнему хозяйству, — сказала Глория.
Кто-то тихонько постучался в дверь кухни, прервав их беседу. Риккардо открыл, и Глория через приоткрытую дверь заметила одного из телохранителей Риккардо.
— Простите меня, но… — начал телохранитель.
Риккардо вышел. Глория слышала обрывки разговора, но в чем дело, не поняла. Риккардо вернулся, видимо, раздосадованный.
— Что-то не так? — спросила Глория, зная, что точного ответа ей не дождаться.
Риккардо покачал головой и улыбнулся.
— Я люблю тебя, — прошептал он и поцеловал Глорию. — Я счастлив и никому не позволю испортить нам праздник.
Следующая ночь была для них волшебной. Глория уснула ненадолго, но глубоко, без снов. Когда же она открыла глаза, то увидела взгляд Риккардо, исполненный такого обожания, что она была сполна вознаграждена за причиненные им страдания.
Они плавали в бассейне с подогревом, скакали верхом в сосновой роще, потом очутились на пустынном морском берегу и опустились на песок. Лошади лениво паслись неподалеку, время от времени поднимая уши и прислушиваясь к шуму волн.
— Только мы и море, — сказал Риккардо.
— И твоя охрана, притаившаяся за деревьями, — уточнила Глория.
— Они не в счет, — заявил Риккардо и притянул ее к себе.
Она ласково, но твердо воспротивилась.
— Нет, я дорожу моей личной жизнью. И терпеть не могу зевак, даже тех, кто глазеет по долгу службы.
— А знаешь, тут еще появились любители поглазеть, причем в интересах третьих лиц.
— Не может быть! — возмутилась Глория. — Ты, конечно, пошутил…
Она и думать не могла, что за ними кто-то подглядывает.
— Ничего страшного, — попытался успокоить ее Риккардо. — Как говорят политики, ситуация под контролем.
— Скажи мне правду! — потребовала встревоженная Глория.
— Вчера сюда пробрался фотограф.
— Это когда мы слышали шум там, в саду?
Риккардо утвердительно кивнул.
— Мои парни остановили его. Он как раз пытался поймать нас в объектив. Но ребята убедили репортера отдать им пленки.
Одну из лошадей перепугала стая чаек, неожиданно поднявшаяся в воздух. Конь подошел поближе к воде.
— На кого работал этот фотограф? — спросила Глория.
— На Консалво.
— Что было на пленке?
— Мой вертолет. Потом мы оба в сосновой роще. Наши поцелуи. Твои слезы.
Глория почувствовала себя обнаженной в окружении гнусных типов, роющихся в самом сокровенном.
— Думаешь, он хочет нас шантажировать? — спросил он.
— Нет, наверное, просто хочет получить доказательства, убедиться, что мы любим друг друга, — помрачнев, ответила Глория.
— Он всегда это знал. Ты никогда не скрывала своих чувств. А доказательств до недавнего времени не существовало, — сказал Риккардо.
— Что ты собираешься делать?
— Не знаю.
Теперь Риккардо винил себя за собственные сомнения и заблуждения, за то, что они с Глорией оказались сегодня в сложной ситуации.
— Нам не надо скрываться, — решительно произнес он. — Это единственное разумное решение, да и мы сами того хотим. Пусть лучше правду узнают от нас, а не от любопытных, подглядывающих в замочную скважину.
Слова Риккардо верно отражали ситуацию, но в них звучала какая-то щемящая нота. Глория почувствовала, что очарование этих дней рассеивается.
— Как же нам образумить Консалво? — спросила Глория.
У Риккардо глаза светились от счастья, и, как человек счастливый, он готов был простить любого. Тем более что в поведении Консалво была доля и его собственной вины. Сначала он навязал ему женщину, а потом отобрал ее. Он дал Консалво должность в семейной корпорации, а затем выставил его за дверь. Он использовал князя Брандолини по своему усмотрению, но теперь не решался трогать Консалво.
— Я попробую как-нибудь его урезонить, — пообещал Риккардо.
Глория не стала возражать, но не разделяла оптимизма Риккардо: безумие не признает резонов, сумасшествие несоединимо с логикой, как вода и масло.
— Как ты решишь, так и будет, — сказала она.
На горизонте показался парусник. Послеполуденное солнце нагревало песок, на котором они лежали, и ветер ласкал им волосы.
— Он действительно бывает невменяем, — осторожно заметил Риккардо, намекая на Консалво. — Подумай только, он мне наплел, будто бы Рауль в Лос-Анджелесе попал в тюрьму за наркотики. И якобы ты взялась вытащить его из этой неприятности…
Улыбка осветила лицо Глории.
— Консалво сказал тебе правду, — призналась она.
Риккардо сел на песке и вопросительно взглянул на Глорию.
— Что ты имеешь в виду?
— У Рауля действительно были неприятности, и я ему помогла. Но его вины тут нет никакой…
И Глория, ничего не скрывая, рассказала Риккардо всю историю.
— Можешь не волноваться. Все получилось очень удачно. Помогло вмешательство одного важного прелата, а он в прекрасных отношениях с моим братом Итало.
Риккардо вскочил, сердито засунул руки в карманы, вперил взгляд в горизонт и вдруг обрушился на Глорию с упреками:
— Зачем? Зачем ты это сделала?
Умиротворенное выражение на его лице сменилось гневом. Он побледнел. Теперь он вовсе не был настроен прощать.
— Тебе покажется странным, но я рассчитывала хоть на крошечку признательности, — повысив голос, произнесла Глория.
— Ты вмешиваешься в дела моего сына и даже не думаешь поставить в известность меня, — разбушевался Риккардо. — Поставила на ноги весь Ватикан, а я об этом ничего не знаю. Выволокла на всеобщее обозрение наши семейные проблемы, а я об этом ничего не знаю! И ты еще рассчитываешь на мою благодарность!
По волнам промчалась моторная лодка, оставляя пенистый белый след. Глория с сожалением вспомнила о том влюбленном мужчине, что обнимал ее несколько часов назад. Напрасно старалась она увидеть в искаженных чертах Риккардо прежнюю нежность. Она потеряла его в тот самый час, когда думала, что обрела любимого навсегда.
— По-моему, ты слишком торопишься с выводами, — сказала Глория.
Она еще пыталась склеить то, что он так неосторожно разбил.
