– О нет, вы ошибаетесь! Мистер Марсонини вел себя как настоящий джентльмен. Я проработала с ним сегодня два часа.
– Никакой ошибки нет. Прикидываясь потенциальным клиентом, Ренквист обеспечил себе доступ в это помещение, чтобы скопировать коды ваших замков, установить личный контакт с вами и убедиться, что вы по-прежнему живете одна. Полагаю, что последнее соответствует действительности.
– Да, но…
– Он выслеживал вас уже довольно давно. Таков его обычный образ действий: он собирает информацию о своих жертвах, об их распорядке и привычках. Он намеревается проникнуть в ваш дом в течение ближайших сорока восьми часов, вероятнее всего, когда вы будете спать. Он собирается связать вас, изнасиловать, подвергнуть пыткам, а затем использовать вашу собственную кухонную утварь, чтобы изувечить вас и убить самым жестоким способом, какой только придет ему в голову. – Тут Кэти издала какой-то захлебывающийся горловой звук, глаза у нее закатились. – Она твоя, – кратко прокомментировала Ева, когда Рорк, чертыхаясь, подхватил лишившуюся чувств женщину.
– Неужели нельзя было обойтись с ней поделикатнее?
– Можно, но так гораздо быстрее. Когда придет в себя, пусть упакует все, что ей понадобится. А потом увези ее отсюда.
Он поднял Кэти и отвел ее к дивану.
– Ты не останешься здесь одна наедине с этим маньяком.
– Это моя работа, – начала было Ева, но решила пресечь спор в зародыше. – Я вызову подкрепление.
– Вызывай прямо сейчас, а я через двадцать минут уберу ее отсюда.
– Договорились.
Ева вытащила телефон и начала готовить следующий этап своей операции.
Оставшееся до рассвета время она провела в ожидании, не зажигая света. Фургон наблюдения был припаркован возле дома, двое вооруженных полицейских дежурили в гостиной Митчелл. Но команде наблюдения был отдан строжайший приказ: если Ренквист придет, оставить его ей.
А он в это время сидел в тихой комнате небольшой квартиры в Гринвич-Виллидж. Он тщательно обставил ее с таким расчетом, чтобы каждый предмет напоминал о Европе и нес на себе отпечаток богатства, яркой чувственной роскоши, секса.
Здесь ничто не напоминало о холодном склепе, в котором он жил со своей женой, когда был Найлзом.
В этой комнате, декорированной в теплых, насыщенных тонах, его звали Виктором Кларенсом. Прелестная маленькая шутка, игра слов, понятная только ему одному. Его королевское высочество принц Альберт Виктор, герцог Кларенс. Некоторые считали, что именно он был Джеком Потрошителем, убийцей из Уайтчепела.
Ренквисту нравилась эта версия, он в нее по-своему даже верил. Ему льстила мысль о принце крови, проливающем чужую кровь. Себя он считал равным знаменитому предшественнику. Принц среди смертных. Король среди убийц.
И его, как его царственного предшественника, никогда не поймают. Впрочем, нет, он превзошел всех своих предшественников. Потому что он никогда не остановится!
Он выпил коньяка, закурил тонкую сигару, слегка приправленную каннабисом. Он любил эти краткие часы одиночества, когда вся подготовительная работа уже сделана и можно спокойно поразмышлять в тишине.
Он был рад, что организовал себе эту «деловую поездку». Это дало ему возможность несколько дней побыть одному. В последнее время Памела раздражала его больше, чем обычно, своими долгими пристальными взглядами, своими настырными вопросами.
Да кто она такая, чтобы его допрашивать? Как она вообще смеет смотреть на него?
Знала бы она, сколько раз он воображал, как убьет ее! Сколько хитроумных способов он изобрел! Да она сбежала бы от него с воплем ужаса! Мысль о том, что его холодная и чопорная жена бежит от него, визжа от ужаса, вызвала у него усмешку.
Разумеется, он никогда этого не сделает. Это сразу навлекло бы на него подозрения. Но нет, не такой он дурак! Памеле ничто не угрожает, просто потому, что ему от нее никуда не деться. К тому же, если бы он ее убил, кто взял бы на себя заботу о скучных и хлопотных деталях его светской жизни?
Ну и ладно. Хватит с него этих периодических отлучек, когда можно отдохнуть и от нее, и от этой маленькой сучки, которой она его наградила. Мерзкая, пронырливая соплячка! Детей, как он знал от своей доброй старой няни, не должно быть видно и слышно в доме.
А если они начинают упрямиться, если не желают повиноваться мгновенно, их запирают в темной комнате. В таком месте, где их не видно и не слышно. Как бы громко они ни кричали.
О нет, он не забыл. Он помнил свою темную комнату. Няня Гейбл умела поставить на своем. О, как бы ему хотелось убить ее: убивать медленно, мучительно… И пусть она кричит так же пронзительно и отчаянно, как когда-то кричал он сам.
Но это было бы недальновидно. Как и Памела, она была в безопасности, потому что, как и с Памелой, он был повязан с няней Гейбл. Подозрение сразу пало бы на него.
И потом, она ведь его выучила, не так ли? Няня Гейбл его, безусловно, многому научила. Детей должен воспитывать тот, кому платят, и платят хорошо, чтобы держал их в узде. Правда, нельзя сказать, что эта хитрая итальянская шлюшка так уж строга с его дочерью. Скорее она балует девчонку. Но и от нее есть кое-какой толк. Он вызывает у нее страх и отвращение, но она вынуждена его терпеть, и ему это нравится. Его это возбуждает.
Все в его жизни наконец-то встало на свои места. Его уважают, им восхищаются, он внушает страх. Его финансовое положение благополучно, у него активная светская жизнь. Его жена составляет ему вполне достойную пару в глазах общества, а молодую любовницу ему удалось так запугать, что она готова на все, абсолютно на все, чего он потребует.
А главное, у него замечательное и весьма волнующее хобби.
Столько лет потрачено на изучение, на подготовку, на выработку стратегии. На тренировку. Но теперь годы обучения дали свои плоды, и какие плоды! Он, по правде говоря, и сам не ожидал. Откуда ему было знать, как это будет увлекательно – принимать обличье кого-нибудь из его любимых героев и идти по их кровавым следам?
По следам людей, которые властвовали, которые забирали чужие жизни. Они делали с женщинами, что хотели, потому что, в отличие от других, понимали, как надо обращаться с женщинами. Их надо унижать, мучить, убивать. Они сами на это напрашиваются с той самой минуты, когда делают свой первый вздох.
Подлые суки, они хотели взять власть над миром. Они пытались взять власть над ним.
Он еще раз глубоко затянулся сигарой, стараясь удержаться под расслабляющим действием каннабиса, пока на него не накатил один из привычных приступов гнева. Сейчас не время для гнева. Время действовать – расчетливо и хладнокровно.
Одно обстоятельство слегка смущало его. Его замысел оказался слишком изощренным. Но разве можно быть слишком хитрым? Кое-кто мог бы счесть ошибкой, неоправданным риском то, что он сам навел подозрение на себя. Но ведь от этого игра стала куда более волнующей и острой! Это позволило ему участвовать в расследовании как бы на двух уровнях. И сам процесс стал куда более интимным.
