— А почему раньше ты был так решительно настроен против брака? — прервав наконец молчание, спросила Клер.
Он сжал губы и повернулся к окну, так что стал виден только его темный профиль.
— Мой дед был одержим стремлением не дать роду Эбердэров угаснуть. Я же хотел утереть ему нос и потому отказывался зачать законного наследника. Поскольку он давно уже в могиле и ему все равно, появится ли на свет шестой граф Эбердэр или нет, моя месть была глупой и ребяческой — но ничем иным я ему отомстить не мог.
Никлас снова повернулся к ней. Клер не могла разглядеть выражение его лица, так как он стоял против света.
— Однако моя ответственность перед тобой куда важнее, чем бессмысленная месть деду. Собираясь погубить твою репутацию и лишить тебя невинности, я нисколько не мучился угрызениями совести, но походя сделать тебе ребенка — это было бы непростительно! Поэтому мы должны пожениться.
Стать женой Никласа! Это было пределом мечтаний Клер, но до сегодняшнего утра ей и в голову не приходило, что такое возможно. Может быть, он решил жениться на ней только для того, чтобы искупить свою воображаемую вину в смерти Оуэна?
— С тех пор как мы заключили нашу сделку, ты прилагал все силы, чтобы соблазнить меня, — сказала Клер, — Я что-то никак не пойму, отчего, добившись успеха, ты вдруг в корне изменил свои планы относительно меня?
В его взгляде блеснула усмешка.
— Я не соблазнял тебя — все было как раз наоборот. Ее лицо вспыхнуло.
— Но я вовсе не пыталась подстроить тебе ловушку, чтобы заставить жениться на мне.
— Я знаю, Клер, — тихо сказал он. — Ты преподнесла мне великий дар и сделала это из самых благородных побуждений. Но когда я принял его, это наложило на меня определенные обязательства, а отказываться от каких-либо обязательств — не в моих правилах.
Клер подавила невольную дрожь.
— Слишком холодная основа для брака…
— А она не единственная. — В его глазах вспыхнули знакомые искры. — Теперь, когда я наконец добился своей аморальной цели, я собираюсь повторять это снова и снова. Очень часто. — Она мешкала с ответом, колеблясь, и Никлас добавил:
— Я вижу, тебе требуется дополнительное убеждение.
В два прыжка он очутился возле кровати, бросился на нее. и через секунду Клер уже лежала на синие, а он целовал ее в губы, одной рукой зарывшись в ее волосы, а другой лаская ее грудь.
Посчитав ее хриплый вздох признанием капитуляции, он приподнял голову и прошептал:
— У тебя есть какие-нибудь особые пожелания насчет нашей свадьбы? Лучше всего, чтобы брачная церемония прошла в узком кругу, но, безусловно, все должно быть устроено надлежащим образом.
Клер попыталась собраться с мыслями, что было весьма нелегко, когда Никлас так восхитительно ласкал ее охваченное страстью тело.
— Но я… я не говорила, что выйду за тебя замуж. Его лицо было всего в нескольких дюймах от ее лица, и она ясно увидела, как потемнели его глаза.
— Почему? — спросил он резко и настойчиво. — У меня создалось впечатление, что тебе отнюдь не противно заниматься со мной любовью. Хотя, конечно, некоторые женщины с удовольствием спят с мужчинами, которым они никогда не позволили бы явиться в их дом со светским визитом.
— Перестань нести вздор, — сухо сказала Клер. — Ты все перевернул с ног на голову. Графы не женятся на сельских учительницах.
— Так же, как графские сыновья не женятся на цыганках? Твой отец был викарием, образованным человеком, дворянином, а твоя мать происходила из почтенного фермерского семейства. Уверяю тебя, многие бы сочли, что твоя родословная предпочтительнее моей. — Его омрачившееся было лицо снова повеселело. — Право же. Клер, ты должна выйти за меня замуж. Ты не можешь оставить нашего нерожденного ребенка без имени.
Клер не сдержалась и фыркнула.
— Я вовсе не уверена, что этот ребенок действительно существует.
— И напрасно. — Он легко провел ладонью по ее животу, и начал играть с мягкими завитками между ее бедер. — Потому что сейчас мы с тобой удвоим вероятность его зачатия.
— Перестань! — Она шлепнула его по руке. — Когда ты это делаешь, я не могу думать. Но он не перестал.
— Тебе нет нужды много думать, чтобы сказать «да». Клер схватила его за руку и остановила ее.
— Я могу смириться с тем, — заговорила она серьезно, — что ты женишься на мне без любви, но не с тем, что потом ты, возможно, возненавидишь меня за то, что я вынудила тебя к браку, которого ты не желал.
— Я никогда не возненавижу тебя. Клер, — сказал он с той же серьезностью, что и она. — Я знаю, что делаю, и никогда не стану упрекать тебя в том, за что несу ответственность я сам.
Клер колебалась, не решаясь задать вопрос, который вертелся у нес на языке, — уж очень он был неприятен.
— Есть… есть еще кое-что, — начала она и опять замолчала.
Он вопросительно поднял брови. Клер смущенно отвела глаза.
— Говорили, что своей первой жене ты изменял. Это правда?
Его лицо стало непроницаемым.
— Правда.
— Я знаю, что аристократы относятся к таким вещам иначе, но я не аристократка, — с усилием вымолвила она. — Я бы не вынесла, если бы у тебя были другие женщины.
Никлас долго не отвечал, и лицо его оставалось по-прежнему напряженным. Когда он наконец заговорил, голос его звучал спокойно и бесстрастно.
— Я предлагаю тебе новую сделку. Клер. Я буду верен тебе, пока ты будешь верна мне. Но если ты когда-нибудь ляжешь в постель к другому мужчине, обещаю тебе, что тоже начну развлекаться на стороне.
Клер почувствовала несказанное облегчение.
— Если мы заключим эту сделку, то вас, милорд, ждет скучная и однообразная жизнь, потому что я никогда не посмотрю на другого мужчину.
— Скучная? Это с тобой-то? Ну это вряд ли. — Выражение его лица смягчилось. — Стало быть, ты принимаешь мое предложение?
Она закрыла глаза, чтобы прислушаться к своему внутреннему голосу. И снова, как и прошедшей ночью, ее охватила уверенность, глубокая, абсолютная: то. что она делала, было правильно, именно для этого она и родилась. Никласу едва ли понравится, если она признается ему в любви. Поэтому, открыв глаза, Клер просто сказала:
— Да, Никлас. Принимаю всем сердцем и всей душой. Он стремительно встал с кровати, подошел к ее письменному столу и начал рыться в одном из ящиков. Когда он вернулся, она увидела, что он держит в руке ее перочинный нож. Под удивленным взглядом Клер он поднял другую руку и узким острым лезвием надрезал себе запястье. На смуглой коже выступила темно-вишневая капля, за ней тотчас же последовала вторая. Затем он взял руку Клер.
Догадавшись, что он собирается сделать, она умудрилась не поморщиться, когда он сделал такой же надрез на ее запястье. Прижав ее запястье к своему, так что их кровь смешалась, он тихо сказал:
