Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 98
– Вот так встреча! – говорит Гейслер. Лицо у него красное, цветущее, но глаза, должно быть, болят от весеннего света, он в темном пенсне. Речь у него такая же живая, как прежде. – Чудесная встреча! – говорит он. – Она избавляет меня от путешествия в Селланро, у меня так много хлопот. Сколько у вас там теперь хуторов?
– Десять.
– Десять хуторов? Вот это я одобряю, я доволен! Нам бы иметь в стране тридцать две тысячи таких молодцов, как твой отец! – говорю я и опять одобряю, я это высчитал.
– Ты идешь, Сиверт? – кричат ему.
– Нет! – коротко бросает Гейслер.
– Я догоню, – кричит Сиверт и сбрасывает на землю тюки.
Оба садятся и беседуют; на Гейслера снизошел дух, он смолкает лишь на то время, пока Сиверт дает краткий ответ, потом опять говорит без удержу:
– Редкостный случай, никогда его не забуду! Вся эта моя поездка была замечательно удачна, а тут еще тебя встретил, и мне не надо делать крюк, чтоб попасть в Селланро! У вас все благополучно дома?
– Да, спасибо.
– Построили новый сеновал над скотным двором?
– Да.
– А я так занят, скоро у меня дел будет выше головы. Видишь, где мы сейчас сидим, Сиверт? На развалинах поселка. Люди построили его аккурат на свою беду. В сущности, во всем виноват я, то есть я был одним из посредников в маленькой игре судьбы. Началось с того, что твой отец нашел несколько камешков на скале и дал их тебе поиграть, когда ты был маленьким. С этого все и началось. Я хорошо знал, что эти камешки имеют только ту цену, какую люди захотят заплатить за них, ну что ж, я назначил цену и купил их. Камни стали переходить из рук в руки, производя свое разрушительное действие. Время шло. Несколько дней тому назад я снова приехал сюда, и знаешь зачем? Хочу купить эти камни обратно!
Гейслер умолкает и смотрит на Сиверта. Он замечает тюки и вдруг спрашивает:
– Что это ты тащишь?
– Товары, – отвечает Сиверт, – мы идем с ними в село.
Ответ, видимо, не интересует Гейслера, а может, он и не слыхал его; он продолжает:
– Стало быть, хочу купить обратно камни. Последний раз я велел моему сыну продать их, он молодой человек твоих лет, и это все, что о нем можно сказать. В семье нашей он – молния, я – туман. Я из тех, кто знает, что надо делать, но ничего не делает. А он – молния; сейчас он работает на промышленном предприятии. Так вот, в последний раз он продал эти камешки вместо меня. Я из себя кое-что представляю, про него этого не скажешь, он – всего лишь молния, прыткий, современный юнец. Но молния сама по себе бесплодна. Взять вас, обитателей Селланро; вы каждый день видите перед собой синеющие на горизонте цепи гор, они не выдуманы, это древние горы, они – из далекого прошлого, но для вас они – близкие друзья. Вы живете вместе с землей и небом, вы одно целое с ними, одно целое с этой ширью и незыблемостью бытия. Вам не нужен меч в руках, вы идете по жизни с пустыми руками и непокрытой головой, окруженные великой любовью. Смотри, вот она – природа, она принадлежит тебе и твоим близким! Человек и природа не палят друг в друга из пушек, они воздают друг другу должное, не соперничают, не состязаются ни в чем, они следуют друг за другом. И посреди всего этого – вы, обитатели Селланро. Горы, лес, болота, луга, небо и звезды – и все это не в малости и отмеренности, все это в беспредельности. Послушай меня, Сиверт: будь доволен! У вас есть все, чем жить, все, ради чего стоит жить, все, во что верить; вы рождаетесь и производите себе подобных, вы необходимы на земле. Вы поддерживаете жизнь. Из поколения в поколение вы возделываете землю, а когда умираете, ваше место заступают другие. Вот это-то и есть то самое, что называется вечной жизнью. Что вам дано взамен? Жизнь по справедливости и возможностям, жизнь в доверчивом и правильном ко всему отношении. Никто не дергает вас и не управляет вами, у вас есть покой и авторитет. Вы окружены великой любовью. Вот что дано вам взамен. Вы лежите у женской груди, играете теплой материнской рукой и сосете молоко. Я думаю о твоем отце, он один из тех тридцати двух тысяч. Что представляют из себя многие другие? Я – хоть что-то представляю, я – туман, я здесь и там, я парю в небе, иногда я – дождь, пролившийся на пересохшую почву. А другие? Мой сын – молния, которая – ничто, он – бесплодное сверканье, он может лишь действовать. Мой сын – порождение нашего века, он искренне верит в то, чему научил его нынешний век, в то, чему научили его еврей и янки; меня все это не трогает. Во мне нет ничего загадочного, только в своей семье я – туман. Я сижу в кругу семьи, и меня все это не трогает. Дело в том, что я лишен таланта жить покойно и беззаботно. Будь у меня этот талант, я и сам мог бы быть молнией. Теперь я – туман.
Вдруг Гейслер словно опять приходит в себя и спрашивает:
– Так вы поставили сенной сарай над скотным двором?
– Да. А еще отец построил новую избу.
– Новую избу?
– Он говорит, на случай, если кто приедет, на случай, говорит, если приедет Гейслер.
Гейслер обдумывает его слова и решает:
– В таком случае я непременно приду. Да, приду, так и скажи отцу. Но у меня очень много дел. Я приехал сюда и сказал инженеру: «Передайте от меня господам в Швеции, что я – их покупатель!» Посмотрим, что из этого выйдет. Мне-то ведь все равно, я не тороплюсь. Но поглядел бы ты на инженера: он работал не покладая рук, он занимался людьми, лошадьми, деньгами, машинами, разорением, он был убежден, что делает настоящее дело. Ему казалось, чем больше камней он превратит в деньги, тем лучше; он был уверен, что достоин за это всяческой похвалы, что он добывает деньги для села, деньги для страны; гибель подступает к нему все ближе и ближе, а он не понимает положения; он не понимает, что стране нужны не деньги, у страны денег более чем достаточно; чего ей не хватает, так это таких людей, как твой отец. Подумать только – превратить средство в цель и гордиться этим! Они больны и безумны, они не работают, они не знают плуга, они знают только игральные кости. Разве они не достойны похвалы, разве они не изводят себя своим безумием? Посмотри на них, ведь они ставят на карту все, что имеют! Их ошибка только в том, что игра – это вовсе не задор, это даже не мужество, это – ужас. Знаешь, что такое игра? Это страх и холодный от пота лоб, вот что такое игра. Их ошибка в том, что они не хотят идти в ногу с жизнью, они хотят обогнать ее, они несутся, они вламываются в жизнь. Но тут начинают подавать голос их бока – остановитесь, больно, ищите лекарство, остановитесь! А жизнь продолжает давить на них, вежливо, но решительно. И тут начинаются жалобы на жизнь, возникает ожесточение против жизни! Каждому свое – у одних, пожалуй, и есть причины жаловаться, у других их нет, но никому не дано ожесточаться против жизни. Нельзя быть суровым, справедливым и жестоким к жизни, надо проявлять к ней милосердие, надо брать ее под свою защиту: надо помнить, с какими игроками приходится возиться жизни!
Гейслер смолкает на минуту и уходит в себя, потом говорит:
– Ну, да ладно, будь что будет! – Он, видимо, устал и начинает зевать. – Ты идешь вниз? – спрашивает он.
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 98
