Глава двадцать седьмая
Тхакур поднимался по ступеням лестницы в дом. На повороте остановился, разглядывая опять вылезший из доски гвоздь. Много дней назад, когда он, безрукий инвалид, встал с больничной койки и начал ходить, он зацепился за этот гвоздь и покатился вниз, впервые осознав, насколько беспомощен. Тхакур напрягал несуществующие мышцы, пытался ухватиться пальцами, которых не было, и падал жалким обрубком, пятная ступеньки проступавшей сквозь бинты кровью.
В ту ночь, лежа в постели, калека впервые заплакал, но не от боли, а от бессилия, и единственной целью, смыслом всей его оставшейся жизни стала месть. Как отомстить, если ты словно спеленутый ребенок? Надо учиться жить заново, и Тхакур решил не только выжить, но и выполнить то, ради чего он остался на этом свете. Габбар приказал тогда оттащить его от лагеря и бросить, чтобы он околел, как собака. Тхакур не помнил, как выбрался на дорогу. Раненый позволил себе потерять сознание, лишь когда ступил на доски моста. Отправившиеся на поиски крестьяне подобрали его, плавающего в крови. К счастью, среди местных жителей оказался опытный знахарь. Он не стал прибегать к магическим заклинаниям, а просто зажал разрезанные сосуды и поддерживал в нем едва теплившуюся жизнь, пока Тхакура не отвезли в больницу. Там ему сделали срочное переливание крови и наложили швы. Он остался жив…
Тяжело вздохнув, инспектор посмотрел еще раз на гвоздь и ударил по нему ногой с такой мощью, что тот ушел в лестницу по самую шляпку.
Такой удар был не под силу обычному человеку. Никто не знал, что каждое утро Тхакур выходил в сад и тренировался до изнеможения. Он и раньше отлично владел приемами рукопашного боя, сейчас в его арсенале остались лишь удары ногами. И безрукий калека упорно отрабатывал эти удары, нанося их в высоком прыжке. Сколько раз падал, ударяясь спиной — ведь он не мог смягчить падение. Однако вскоре на высохшем дереве, на котором он тренировался, появилась отметина на уровне головы человека, оставленная каблуками инспектора. Наконец наступил день, когда Тхакур почувствовал, что способен к бою. Разбежавшись, подпрыгнул и ударил в отметину, пружинисто отскочив на землю. Дерево треснуло, заскрипело, будто жалуясь, и переломилось в месте удара…
Оглянувшись, не видел ли кто, как он вогнал гвоздь, инспектор поднялся в комнату. Там его уже ждали.
— Нам не нужны ваши деньги, господин Тхакур, — сказал Виру, вставая с кресла, — только не подумайте, что мы отказываемся.
— Это так, — вступил в разговор Джай, спрыгивая с подоконника, на котором сидел. — Мы уверены, что награда за голову Габбара…
— Даже не думайте об этом! — гневно вскричал Тхакур. — Вы забыли, что Габбар мне нужен только живым? Вы не должны его убивать, я предупреждал об этом. Живым, только живым!
Друзья переглянулись. Призрачные надежды на деньги растаяли, правда, они торговались скорее по привычке. Их потрясло то, что они увидели и услышали.
— Обещайте, что выполните мою просьбу, — обратился к ним инспектор уже другим, обычным спокойным голосом.
— Обещаем, — ответил Джай. — А свои деньги возьмите обратно.
Друзья взялись за дело. После сражения на площади осталось много оружия, и они неплохо экипировались. Виру нацепил кольт, взял себе винтовку и ручные гранаты. Джай с сожалением отложил «стен» до лучших времен из-за недостатка патронов к нему.
— Возьми себе вот эту красавицу, — предложил Виру, перебрасывая приятелю легкую винтовку. — Бьет точно в цель!
Щелкнув затвором, Джай отложил оружие.
— Винтовка хорошая, но одними ружьями с бандитами не справиться, их слишком много.
— Подумаешь, — беззаботно воскликнул Виру, — я стреляю, как пулемет, сразу из двух револьверов!
— Ты недооцениваешь противника, — задумчиво возразил Дэв. — Габбар очень опасен. Это не просто уголовник, он возомнил себя хозяином здешних мест, вообразил, что он здесь бог, судья и палач…
— Подумаешь, — усмехнулся весельчак, — обыкновенный бандит и убийца.
— Нет, — ответил Джай, и на его лицо набежала тень. — Я чувствую, что это будет тяжелая работа. Возможно, последняя для кого-то из нас.
— Не говори так, — поежился Виру, — я не люблю думать о плохом.
— И все-таки думать не вредно. Я тут придумал план, как уничтожить банду. Раньше здесь были каменоломни, и с тех пор кое-что осталось из имущества…
Огромные пылающие костры отбрасывали красноватые отблески на танцующую полуобнаженную девушку. На ее бедрах позванивали ряды бус — мехала, прозрачная вуаль скорее подчеркивала, чем скрывала, красоту гибкого бронзового тела. Стройные ноги украшены звенящими на тонких щиколотках бубенчиками, тройные браслеты отягощали красивые руки.
Девушка танцевала в центре освещенного кострами круга, вокруг которого сидели разбойники банды Габбара. Зверские лица, освещенные колеблющимся красным светом, довольно скалились, поблескивало оружие. Сам главарь возлежал на пышном ковре, опершись на мягкие шелковые подушки, в его руках дымилась хукка — трубка с длинным мундштуком для курения через воду. Он бросал в рот небольшие оранжевые шарики из кукурузной муки и сахара — шакар пара и время от времени отхлебывал прямо из бутылки пальмовую водку тодди.
Девушка кружилась под музыку ситары, на которой наигрывал певец, его высокий голос красиво звучал в чистом горном воздухе, но песня была грустной. Банда Габбара поймала эту пару на дороге. Бродячие артисты бывали в разных домах, пели на свадьбах, однако впервые им пришлось показывать свое искусство бандитам. Габбар, в предвкушении предстоящего развлечения, пообещал заплатить им золотом, певец и танцовщица не надеялись получить плату, они хотели хотя бы выбраться живыми из разбойничьего логова. По взглядам головорезов, по ухмылкам их главаря они поняли, что те задумали недоброе.
