Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 120
– Тогда почему они смогли один раз ей воспользоваться? – спрашивает Инга.
– Потому что ты была рядом, и тебе это было нужно. Теперь остался только мнеморик.
– А в нем – наши воспоминания об открытке? – спрашиваю я, хотя и сама уже знаю, что услышу в ответ.
– Аха, и не только ваши, – хитро улыбается манул.
Я замечаю, что Шапкин снова сидит в дальнем углу стола и выглядит не очень хорошо. Представляю, первый раз попасть в Меркабур – и сразу такого наслушаться. Черт, как же его на самом деле зовут?
– Но как мнеморики становятся реальными там, в нашем мире? Материализуются, как хранители – в открытках? – спрашивает Инга.
– Хранители – в открытках? – Манул хмурится, его кресло скребет задней лапой. – Где ты такое встречала?
– Я видела на одной карточке Скраповика, это хранитель альбома моей мамы.
– Бедная Надя… – С лица Серафима исчезает насмешливое выражение, взгляд становится мягче. – Передавай ей мои сочувствия.
– Еще я слышала об открытке с Пончиком, – добавляю я. – Это хранитель тети Шуры. Помнишь ее, Инга?
– А в чем, собственно, дело? – В голосе Инги слышно волнение.
Серафим не отвечает, и тогда голос подает Эльза:
– Они так умирают. Хранители.
– Почему тогда мама ничего не сказала мне об этом? – Инга вскакивает и смотрит в глаза Эльзе, пытаясь отыскать в них издевку, которой на самом деле нет.
– Она забыла, – холодно говорит Эльза. – Она все забыла. Хранителю нечего хранить, если нет больше воспоминаний. Небось и альбом рассыпался?
Мне кажется, что Инга сейчас в нее вцепится или ударит. Уже сжимает кулаки. Но тут вмешивается Серафим:
– Она права, Инга. Хранители так умирают. Такие случаи настолько редки, что об этом почти не говорят. Иногда это связано со смертью скрапбукера, но чтобы вот так вот, когда человек жив и здоров…
– Жив и здоров… – У Инги дрожит голос.
Она медленно опускается на стул. Я первый раз в жизни вижу слезы в ее глазах, в глазах моей непобедимой Инги, рядом с которой даже супермены стараются слиться со стенкой, только бы не попадаться под ее горячую руку. К ней подходит Аллегра, обнимает ее за шею, шепчет что-то в ухо, и спустя минуту Инга уже совершенно спокойна, по крайней мере на вид.
– Серафим, что нам нужно сделать? – спрашивает она.
– Инга, его не вернуть. Ничего нельзя сделать. Смерть – это необратимо, как у людей.
– Я понимаю. – Теперь ее голос звучит твердо. – Что нам сделать, чтобы остановить этих тварей?
– Тварь, – поправляет ее Эльза. – Нам нужно остановить Тварь. Мнеморик – это всего лишь инструмент. Они не материализуются, и нет никакой прямой связи между мнемориками на Маяке и теми, что есть у маммонитов. Кто-то просто украл идею, сделал вдохновлялку и заказал партию этих штуковин какому-нибудь мастеру. Воспоминания портит не мнеморик и не открытка. Их портит Маммона. Такая редкостная сука…
Аллегра морщится и прикрывает уши руками, Шапкин пододвигается поближе и внимательно слушает Эльзу.
– Редкостная, – соглашается Серафим. – Я сразу о ней подумал, когда началась вся эта катавасия. Пока собирал вас всех, уже начал делать очки со спецзащитой.
– Так ты еще и крестиком на машинке вышиваешь? – шутит Аркадий.
– Я когда-то на визитках писал: «Паромеханических дел мастер-ломастер манул Серафим». Ну, как водится, народ сократил, и осталось просто «паромеханический манул», – поясняет Серафим и довольно причмокивает.
– Значит, эта Тварь придумывает ложные воспоминания? – уточняет Инга.
– Нет никаких ложных воспоминаний. – Эльза говорит таким тоном, что мне хочется выбить из-под нее трон, но Инга внимательно слушает. – Есть фантазии. Во втором классе ты мечтаешь заживо сжечь учительницу химии, а благодаря Маммоне тебе кажется, что все так и было на самом деле. Ты отчетливо помнишь, как подговаривала одноклассников, как вы ее связали, и запах бензина, и старый пыльный сарай, и кляп у нее во рту. Все до единой детали.
Меня бросает в жар. Эта девчонка не шутит. Она общалась с Тварью и выкарабкалась из этого легко и непринужденно, словно вышла из лужи, в которую случайно наступила, и даже ног не промочила. Шапкин глаз не отрывает от Эльзы. Впрочем, на нее сейчас смотрят все. Все чувствуют, что она попала в точку.
– А потом они предлагают все забыть. Если тебя не смущает сцена убийства собственной учительницы, Тварь откапывает в твоем подсознании другую историю, достаточно неприятную, чтобы тебе хотелось никогда о ней не вспоминать.
У меня возникает чувство, будто здесь, в зале, после слов Эльзы повисло такое же пятно из взвеси мелких, отвратительно пахнущих капель, как у меня в квартире после визита Ра. Мучительно хочется прогнать это противное ощущение.
– А зачем они подожгли мою квартиру и мастерскую? – спрашивает Инга.
– Это не они, – быстро говорит Эльза. – Того, кто устроил поджог, не нужно опасаться.
– Ничего себе, не нужно опасаться, – ворчит Инга. – Последнее пригодное жилье осталось.
– В вашем распоряжении все еще моя квартира, хоть вы и не инопланетянка, – вставляет Аркадий.
Везет же Инге на странных личностей! Вокруг нее не компания, а паноптикум какой-то собрался.
– А кто тогда? – требовательно спрашивает Инга. – Кто, если не они?
– Я не могу сказать, – Эльза смотрит себе под ноги. – Просто поверь мне на слово, как моему отцу. Поверь так, как Софья бы ему поверила.
Вот чертовка! Умеет правильное выражение подобрать. Ох, Инга ей сейчас ответит! Но та молчит и будто бы даже и не слышит, задумалась о чем-то своем.
– Одно я знаю точно, – продолжает Эльза. – Илья в кои-то веки прав, Тварь – это зараза, вирус, который сам себя распространяет, через вдохновлялки например. Вы знаете, что за спецов по вдохновлялкам дают сразу два уровня?
– Софья, ты давно была в опере? – глухим голосом спрашивает Инга.
– Терпеть не могу оперу. – Я морщусь, словно унюхала калиновое варенье.
– А вот я вчера была. Случайно попала.
– И она тебя не порадовала?
– Опера не может не радовать, – вставляет Аллегра.
Вот уж никогда бы не подумала, что эта круглолицая девочка может быть поклонницей высокого искусства!
– Такого провала в нашем театре никогда не было и без участия Твари не могло произойти, даже если бы «Аиду» исполняла «Фабрика антизвезд», – сообщает Инга.
Вопреки своему желанию я представляю, как зрительный зал накрывает черная шкура, превращая красочные декорации в серые тени, и как атмосферу театра вместо ветра, играющего легким смехом и тонкой страстью, заполняет мертвый холодный штиль.
– Город без v.s. скрапбукеров, – задумчиво говорю я, – это город без вдохновения.
Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 120
