Узнав обо всем этом, Дороти впала в отчаяние. Георг был ее первым сыном, и если даже он и стал любимцем, понять это было несложно. В течение всех этих тяжелых месяцев после разрыва с герцогом именно письма Георга поддерживали ее и помогли ей выжить.
Узнав из его письма, что ему предстоит отъезд из Англии, она разрыдалась и сказала мисс Скетчли, что это первое письмо Георга, которое не принесло ей счастье. Мисс Скетчли сопровождала ее в гастрольной поездке, исполняя обязанности компаньонки, секретаря и вообще делая все, что нужно.
В тот вечер ей стало плохо на сцене, и она не смогла доиграть спектакль до конца. Пришлось выйти дублерше. Такое случилось в ее жизни впервые.
Волнения, связанные с Георгом и Генри, послужили причиной письма Уильяма. Он писал Дороти о том, что тоже очень обеспокоен судьбой мальчиков и пытался связаться с герцогом Йоркским, который раньше всегда был добрым и сговорчивым, на этот раз проявил необыкновенную твердость. Однако ему удалось получить поддержку и регента, и королевы, и сыновья будут переведены в другой полк, хотя у герцога Йоркского было большое желание вообще уволить их из армии, кроме того, он приказал, чтобы в Индии они были поставлены в особо суровые условия. Однако регент вмешался и отменил этот приказ.
Она была рада и этому письму Уильяма, и тому, что он разделяет ее тревоги о сыновьях. Между тем она не могла не думать о том, что в королевской семье после ее разрыва с Уильямом появилось стремление не признавать Фицкларенсов или относиться к ним, как к обычному незаконному потомству. Она не должна слишком беспокоиться, чтобы не причинить волнения сыновьям, когда они приедут навестить ее. Может быть, благодаря доброму расположению регента, в котором у нее никогда не было оснований сомневаться, они скоро вернутся домой из Индии.
Роль, которую молодые Фицкларенсы сыграли в деле полковника Квентина, не могла не пробудить интереса к их родителям, и пресса вновь принялась за старое.
Уильям был чрезвычайно непопулярен, что же касается Дороти, то хоть она и была объектом критики и любопытства, но по-прежнему оставалась для публики идолом. Сейчас она оказалась в положении брошенной женщины, кроме того, два ее сына несправедливо — так считали почти все — были отправлены в Индию именно сейчас, когда война закончилась, и она, казалось, могла перестать опасаться за их жизнь.
Дороти снова была в поездке, очень много работала, стараясь скопить деньги для дальнейшей жизни.
— Если бы не история с мальчиками, — говорила она мисс Скетчли, — мне можно было бы немного успокоиться. Почему всегда так: только кончаются одни трудности, сразу возникают другие?
— В больших семьях всегда так, — отвечала разумная и рассудительная мисс Скетчли. — А у вас именно такая семья. Но помните: если один вас чем-то огорчил или взволновал, всегда найдется в семье кто-то, кто вас порадует.
— Как это верно! — воскликнула Дороти. — У меня в жизни было немало счастья. Конечно, Алсоп — это наказание, но с другими мне повезло... Самуэль такой сильный, надежный, как... скала. Фредерик тоже, конечно, надежный... и мои дорогие девочки... Фанни, конечно.
— Место Фанни — рядом с ее мужем, — твердо сказала мисс Скетчли.
— Я не уверена, что там она будет счастлива.
Мисс Скетчли промолчала. Она не сомневалась в том, что Фанни нигде и никогда не будет счастлива.
Это не может быть правдой. Неужели уже было мало несчастий. Как могла Фанни сделать такое? Разве она уже не принесла немало беспокойства?
Она выступала в Карлейле, когда пришла письма от Фредерика: он не знает, как сообщить ей, что в Кадоган-сквер снова неприятности, Фанни написала угрожающие письма герцогу Кларенсу, в которых шантажировала его: если он не будет давать матери больше денег, она сообщит газетчикам некоторые факты из их совместной жизни с Дороти. Получив эти письма, герцог прислал на Кадоган-сквер своего адвоката, и разыгралась отвратительная сцена. Фредерик выражал негодование по поводу того, что герцог считает его причастным к этим письмам, поскольку, по его мнению, Фанни сама не в состоянии сочинить что-либо подобное и воспользовалась его помощью. Фредерик писал, что может доказать не только свою непричастность к этим письмам, но и то, что пытался помешать Фанни их писать.
— Господи, что же мне делать? — Дороти смотрела на мисс Скетчли. — Мне нужно возвращаться домой. Я действительно не знаю, чего еще мне ждать.
— Вы не можете разорвать контракты, — напомнила мисс Скетчли. — Иначе вам придется платить неустойку. Дополнительные денежные проблемы вам не нужны.
— Как же я могу продолжать играть? Что же делать? Нужно заставить Фанни уехать. Я не уверена, что она вообще когда-нибудь уедет к мужу. Может быть, я смогу отправить ее к моему брату в Уэльс? Все, что угодно, все, что угодно... только бы она уехала из дома.
— Фредерик достаточно умен. Он мог бы постараться сделать это и без вас.
— Я напишу ему. Что мы можем сделать для бедной Фанни? Она ведь больна, вы-то это прекрасно знаете. В этом все дело. Бедная, бедная моя Фанни! Как заставить ее прекратить писать эти письма?!
— Я не уверена, что адвокат ее достаточно напугал.
— Как только я вернусь домой, мне нужно будет кое-что для нее сделать. А пока я попрошу Фредерика увеличить сумму, которую выплачиваю Алсопу. В таком случае, если с ним что-нибудь произойдет, будущее Фанни будет более обеспеченным. Голова идет кругом! Не знаю, что бы я стала делать без вас?! Скорее бы закончилась эта поездка!
— Фредерик все сделает, — успокоила мисс Скетчли.
— Спасибо Богу за Фредерика!
Фредерик обещал Дороти контролировать финансовые дела в Кадоган-сквер и написал, что она может доверить ему исполнение своих финансовых распоряжений. И, если она намерена увеличить пособие Алсопу, он это сделает. Он не знает, какую точно сумму следует перечислять, но, если она пришлет ему незаполненный чек, он впишет нужную сумму. Он также советует Фанни после всего случившегося ускорить отъезд в Индию, а если она не хочет, готов помочь ей организовать отъезд к родственникам в Уэльс. Фанни еще не решила, куда она поедет. Но в один прекрасный день, она ушла из дома и больше не появлялась.
Когда Дороти, все еще будучи в поездке, получила это письмо и прочитала его, она была совершенно убита, но мисс Скетчли удалось немного ее успокоить. Она убедила Дороти, что, наверное, Фанни все-таки уехала в Уэльс.
Дороти продолжала чувствовать себя очень несчастной. Хорошо было всем говорить, что без Фанни будет лучше и спокойнее. Дороти не могла забыть, что Фанни была ее дочерью, и она любила ее, несмотря на все неприятности, которые та ей причинила.
— Что же будет с девочкой? — в отчаянии спрашивала она у мисс Скетчли.
— Девочка! Она уже не ребенок. Если бы не она и не ее муж, вам не пришлось бы сейчас работать до изнеможения. Вы жили бы себе спокойно на Кадоган-сквер.
— Она не просила меня рожать ее. И это даже не было моим желанием. Все этот Дэйли... он, как злой гений, преследует меня с того дня, как я его встретила. Если бы я никогда не встретилась с ним, все в моей жизни могло быть по-другому.
