– Час ночи. – Он помолчал. – Где ты был?
– Сидел на скамейке там, снаружи, – я отвернулся от окна. – Люси зря беспокоилась. Эта стерва все очень хорошо объяснила.
– На самом деле, я думаю, именно это и тревожило Люси. Что Мадлен тебе все расскажет.
– Уилл, она врала всем на протяжении нескольких месяцев. Мне. Ему. Тебе. Она совсем сумасшедшая. Но – знаешь что? – мне кажется, она не врет: то есть она действительно собирается выйти замуж за того парня. Я не должен был уходить от нее. Я должен был остаться с ней. Я должен был… Я должен был сесть вместе с ней в это проклятое такси.
– Я знаю, – Уильям переменил позу. – То есть – я знаю про того, другого. Я знаю, что она не врала. Люси мне все рассказала.
– Кто он? Кто он, черт его подери? – Я прямо посмотрел в глаза Уильяму. – Как долго… Люси сказала тебе?
Он сказал правду, не отводя глаз и не меняя тона:
– По словам Люси, три года.
– Боже мой.
– Они познакомились по работе. Люси больше ничего не говорила. Она сказала, что это не важно. Она сказала: то, что ее сестра намерена сообщить тебе о своей американской жизни, это ее личное дело. – Уильям оживился. – Слушай, Джаспер, в любом случае, я сегодня собирался поехать домой – я имею в виду дом в Норфолке. Я должен взять машину. Поехали со мной. Остановишься у нас на несколько дней или недель или на то время, которое ты захочешь там провести, – там полно комнат, и мои родители все равно в Лондоне – ты можешь занять целое крыло дома, если захочешь. Ты никого не стеснишь. Возьми с собой все, что тебе нужно для каллиграфии. Серьезно. Я взял машину, на которой ездит наша музыкальная группа. Мы загрузим все в багажник – там хватит места для целого оркестра из крышек от мусорных бачков, мы могли бы засунуть туда даже твою доску – и все прочее, что тебе понадобится. Давай загрузимся и поедем. Я помогу. Скажи, что ты хочешь взять. Собери одежду. Уезжай из Лондона. Закончи свою работу. Обдумай все. Тебе нужна ясная голова. И все такое прочее.
Я должен был вернуться к ней.
Но в саду я заколебался. Я поворачивал снова и снова. Я чувствовал кислую, закручивающуюся спиралью боль в желудке. Мне показалось, что меня вот-вот вырвет. Я добрался до главных ворот – лихорадочно заглатывая воздух и думая, что надо как можно скорее оказаться дома, – но на мостовой снаружи я снова развернулся, игнорируя нарастающие спазмы желудка, и почти побежал назад, в сад.
Мимо меня шли люди: подростки, парочки, молодые семьи. Я проталкивался сквозь встречный поток, пугая матерей, раздражая отцов, но не обращая внимания на их протесты.
Впереди двое мужчин поливали деревья вокруг костра водой из шланга.
Я потряс ее замок, постучал в окна, но свет был выключен. Она ушла. Я знал, что все это безнадежно, но я продолжал – колотить, скрести, трясти ручки дверей – пока наконец не появился старик с фонарем и не наградил меня сияющей улыбкой.
Я пробормотал невнятные извинения и ушел. Но я не мог заставить себя вернуться домой, я не мог представить себе, что буду делать там. А потому я сел на скамью и ждал, пока шланги не залили остатки костра. К полуночи сад опустел.
Грузовик «транзит» ехал медленно и шумно Но на дорогах было спокойно. Мы быстро выбрались из Лондона, проехали по призрачному городу на восток и повернули на север, к Кембриджу. Мотор глухо урчал, и даже на четвертой скорости мы не могли разогнаться больше, чем до шестидесяти пяти миль в час. Обогреватель лязгал и жужжал, руль дергался в руках Уильяма. Время от времени в зеркале заднего вида мелькали другие машины, и Уильям прижимался к обочине, чтобы дать им проехать.
Почти два часа никто из нас ничего не говорил. Я сидел, наблюдая за мелькавшими огнями, всматриваясь в густую тьму, стеной стоявшую за границей слабого света наших фар. Дворники скрипели и мешали слушать радио. Поэтому мы его выключили.
Шоссе сменилось более широкой магистралью, а еще через полчаса мы повернули на восток и поехали мимо болот. Мелкий дождик прекратился, начало холодать.
– Знаешь, мне кажется, в бардачке есть курево, оставшееся от моих музыкантов, – сказал Уильям, покосившись на меня. – Если хочешь.
– Нет, на фиг. А выпить есть?
– Сомневаюсь: ребята никогда не оставляют выпивку Боюсь, это не в обычаях у настоящих бродяг.
– Надо было что-нибудь захватить с собой. Я не подумал. – Я выглянул в боковое окно. Проявившаяся на три четверти луна скользила между облаками, мелькая в просветах серебристыми краями и снова исчезая во мраке. Потом она скрылась. Интересно, когда она снова появится. Подмораживало. Клубы тумана плыли слева за болотами. Я сунул под себя озябшие руки.
Внезапно Уильям выругался:
– Мать твою! Я только что вспомнил, что у меня в сумке могли остаться маленькие бутылки. Я взял их в самолете – на прошлой неделе. Они должны быть в боковом кармане – та сумка, которую я беру с собой в качестве ручной клади, – по-моему, я их не вынимал. Пролезешь туда, или мне лучше остановиться? Я уже расстегивал ремень безопасности и карабкался через спинку пассажирского сиденья. Я быстро нашел сумку Уильяма и стал рыться в ней, стараясь ни обо что не стукнуться.
– Две бутылочки водки, джин и бренди. Всего четыре штуки, правильно?
– Вроде бы да.
Я перелез обратно, на сиденье.
– На твоем месте я бы начал с водки. Затем перешел бы к бренди. – Уильям переключил скорость. – Благодаря этому, когда очередь дойдет до джина, ты уже не почувствуешь его вкус.
– Хорошая мысль.
В течение некоторого времени мы не видели никаких машин. У знака «стоп» мы резко свернули налево, на проселочную дорогу. Перед нами возник горбатый мостик. Уильям еще раз переключил скорость. Впереди стеной стоял туман. Вскоре его языки протянулись к нам и охватили машину со всех сторон – плотные, влажные и зловещие.
– Боюсь, нас ждет еще миль тридцать такого дерьма, – проворчал Уильям, который теперь ехал совсем медленно, вглядываясь в дорогу. – Мы пересекаем Уэнсумские болота. По крайней мере, здесь одностороннее движение, так что нам навстречу точно никто не выскочит. Будем надеяться, что этот проклятый грузовик не сломается. Ты только посмотри, что там делается. Не хотелось бы мне идти пешком. Этот чертов туман до костей пробирает.
Я открыл бутылочку водки и попробовал.
– И в каком состоянии была Люси?
Уильям неотрывно смотрел вперед:
– С ней все в порядке – пришла в чувство. Была в депрессии из-за тебя и всего, что случилось, – но пена изо рта не идет, галлюцинаций нет, вены она тоже не резала. Просто настаивала на том, чтобы я нашел тебя. Я позвонил тебе от нее около девяти. Но ты не отвечал, и поэтому я решил поехать к тебе. Я некоторое время наблюдал за этим дурацким фейерверком и боялся, что ты вернешься вместе с Мадлен – я не могу называть ее Беллой, это смехотворно, – и окажешься умнее всех. Один Бог знает, что бы я вам тогда говорил.
