Она закрыла глаза, не в силах прогнать острое и горькое ощущение постигшей их несправедливости.
– Почему ты бросил меня, Дом? – произнесла она, открывая глаза и сжимая руку в кулак. – Почему ты хотя бы не дал мне знать, что жив? Я больше пятидесяти лет оплакивала тебя. Ты оставил меня во тьме, и я поверила, что ты умер.
Обида и ярость в ней нарастали, как океанская волна, которая достигает своего пика, прежде чем ударить в берег. Дыхание перехватило от злости, но тут она посмотрела ему в глаза и поняла, что не может на него сердиться.
– Меня завербовали еще в Кембридже, – наконец сказал он.
Она кивнула и понимающе улыбнулась:
– Я знаю. Джонатон рассказал мне. Он, оказывается, также работал на британскую разведку. Кто бы мог подумать!
– Я всегда говорил Джонни, что призвание его в другом. В нем умер неподражаемый актер.
– А тебя тянуло на приключения, – сказала она, стараясь, чтобы это не прозвучало слишком язвительно.
Он немного помолчал.
– Мне было пятнадцать, когда мой отец вернулся с войны, – наконец сказал Доминик. – Он был ранен, долго болел, да и шесть месяцев, проведенных в лагере для военнопленных, сказались на его психике. Но он часто говорил мне и матери, что не жалеет, что ему пришлось пройти через это, – захватчикам следовало дать отпор. Эти его слова стали для меня руководством к действию в университете. Я жаждал бороться против угнетателей – фашистов, коммунистов, против кого угодно.
Роз представила его таким, каким он был в то время, – молодым, красивым и отважным. Она вздохнула, сожалея, что не знала его в те годы, но потом подумала, что хочет слишком много.
– Мне бы и в голову не пришло, что тебя это волнует, – с ноткой иронии в голосе заметила она; возвращалась их обычная манера подтрунивать друг над другом.
– Волновало, и очень, – кивнул он, не сводя с нее глаз ни на миг. – И такое же неравнодушие сразу же понравилось мне в тебе, Роз. Это было первое, что бросилось мне в глаза, когда ты устроила эту акцию протеста под окнами моего офиса. Меня поразил тот факт, что тебе не все равно, что происходит с бедными индусами.
– Но почему ты ничего не рассказывал мне о другой стороне своей жизни? – прошептала она. – Я подозревала, что ты что-то скрываешь, только не знала, что именно. Долгое время я думала, что у тебя роман с Викторией. Не понимаю, почему ты не мог довериться мне.
– Роз, доверие здесь абсолютно ни при чем, – сказал он и взял ее за руку. – Я был двойным агентом. Это подвергало риску и людей, которых я любил. Я не был уверен, что ты с пониманием отнесешься к тому, что я работаю на истеблишмент, и я не мог ставить под удар наши отношения. К тому же я отчаянно хотел покончить с этим.
– Так почему же ты этого не сделал?
– Русские считали, что я очень полезен для них. Мне бы не позволили уйти.
– Но все равно можно было что-нибудь предпринять. Я могла бы помочь тебе придумать, как выбраться из всего этого.
– Я не хотел впутывать тебя. И я должен был тебя защитить. Особенно после того, как узнал, что мой коллега из КГБ Евгений Зарков умер, вероятно, был убит. И я знал, что находиться рядом со мной небезопасно.
– Поэтому ты исчез.
– Джонни знал, что мне угрожает опасность. На одном из приемов у Виктории, за несколько недель до того, как мы с тобой познакомились, Зарков сообщил мне, каков на самом деле ядерный потенциал Советов. Благодаря своей должности он знал, сколько ракет было у русских в действительности. Его беспокоило то, что Америка может разнести его страну в клочья, а они не смогут дать достойный ответ. Несмотря на всю риторику Брежнева, реальной мощью они тогда не обладали.
– Сколько людей знали о ваших планах?
– Никто не знал. Эта информация делала нас уязвимыми, была источником опасности, подвергала нас риску. Джонатону стало известно, что Зарков убит и что на меня готовится покушение. Поэтому я скрылся в джунглях, а потом меня переправили в Центральную Америку, где я жил, пока Джонатон организовывал мне новые документы и мою новую жизнь.
– А Мигель, Виллем? – поинтересовалась она, вспомнив о других членах экспедиции. – Они знали об этом?
Доминик покачал головой.
– Но я ведь могла пойти с тобой, – сказала она глухим голосом. – Мы могли бы скрыться вместе.
– Разве мог я просить тебя ради меня отказаться от своей жизни, от своих друзей и близких, от всего, что ты любила, чтобы долгие годы жить, постоянно с опаской оглядываясь? Я ведь не знал, сколько это продлится, – может, сорок лет, а может, и пятьдесят. Я не имел права просить так много.
– Но ты, по крайней мере, мог бы связаться со мной потом.
Он развернулся и отошел на край участка, где находился утес, с которого открывался вид на океан. Там он глубоко вздохнул, и взгляд его устремился куда-то за горизонт.
– Оглядываясь назад, я понимаю, что в прошлом есть много моментов, когда следовало бы поступить по-другому.
Роз посмотрела по сторонам. На соседнем поле паслась отара овец, слышно было их блеяние, снизу доносился шум бьющихся в берег волн, и на многие мили вокруг ничто не портило красоты величественной и суровой природы.
– Как это все далеко от Тависток-сквер!
– И ужасно далеко от тебя.
От безмерного сожаления ресницы ее затрепетали, и она закрыла глаза.
– Но холодная война, Дом, закончилась двадцать лет тому назад. И все это время мы могли бы быть вместе.
Он молчал, и Роз, открыв глаза, вопросительно посмотрела на него.
– Я хотел вернуться к тебе, – наконец заговорил он. – Джонни предлагал инсценировать мою смерть так, чтобы она была более очевидной, оставив в джунглях какие-то свидетельства, подтверждающие мою гибель, но я знал, что в один прекрасный день постучусь в твою дверь. Я думал, что мы с тобой могли бы сбежать вдвоем и поселиться в Кейптауне или же в Боготе. Но потом Джонни рассказал мне, что ты получила работу в «Обзервер», что у тебя появился парень, что ты счастлива…
Он отвел взгляд, погрузившись в воспоминания.
– Я приезжал в Дублин, чтобы встретиться с тобой. Ты была там на литературном форуме. Я хотел дать тебе знать, что я жив, что надеюсь убедить тебя приехать ко мне и жить со мной. Но затем я увидел тебя… Это было на улице, ты вышла из такси и поцеловала какого-то мужчину; ты выглядела такой счастливой, полной жизни, человеком на своем месте – успешный литератор, у ног которого лежит весь мир, – что я развернулся и ушел.
Дыхание Роз стало прерывистым. Она хорошо помнила тот вечер, помнила, что ее охватило возбуждение перед тем важным литературным мероприятием, и тогда она ни на миг не почувствовала и не заподозрила, что за ней наблюдает любимый человек.
– Так ты приезжал ради меня? – прошептала она.
