О, путь в Аэндор древнейший из всех,И самый безумный путь.Ведет он к логову Ведьмы тех,Кто скорби изведал суть.С времен, когда правил Саул, до сих порИх путь неизменно ведет в Аэндор[76].
Редьярд КиплингПроходя мимо залитых светом газовых фонарей лужаек и домов в стиле восемнадцатого – начала девятнадцатого веков, журналист вдруг понял, что район Крэндонов мало изменился со времен знаменитых процессов над ведьмами. «Этот дом, – писал о жилище Марджери на Лайм-стрит, – находится совсем недалеко от места в Центральном парке, где колониальные власти строили виселицы и вешали ведьм. Я не понимаю, как призрак мог проделать путь до дома Марджери, не пробудив по дороге духов охотников на ведьм, чтивших Священное Писание и сжегших на кострах не одного медиума».
Этим журналистом был Джон Т. Флинн. Он не походил на обычного жадного до сенсаций газетчика – никакой двухдневной щетины или помятой шляпы. Мистер Флинн был подлинным джентльменом и считал, что общественности стоит беспокоиться не из-за каких-то ведьмовских шабашей, а из-за создания профсоюзов. Кроме того, если Марджери и была колдуньей, то доброй и мудрой, ведь в ее библиотеке были работы таких философов, как Дэвид Юм, Генри Торо и Ральф Эмерсон. Вскоре став любимым репортером Крэндонов, Флинн написал длинную хвалебную статью о Марджери для журнала «Кольеровский еженедельник» под названием «ВЕДЬМА С БИКОН-ХИЛЛ». Именно Флинну Марджери дала самое подробное в своей жизни интервью. «Похоже, ей нравилось отвечать на мои вопросы, – писал он, – и рассказывать мне о своих недоброжелателях».
Ее главным врагом оставался Гарри Гудини, связавший ее имя с черной магией. Своей дурной репутацией Марджери была обязана ставшим популярными лекциям Гудини, посвященным ее разоблачению, но иллюзионист считал, что Марджери не утратит своей власти над умами человеческими, пока не будут приведены весомые доказательства ее шарлатанства. Когда комиссия «В мире науки» отказала медиуму в награде, но не разоблачила ее как мошенницу (на чем настаивал Гудини), ажиотаж по поводу Марджери так и не прошел. Несколько месяцев спустя, во время Международного конгресса спиритуалистов в Париже, чуть не поднялся уличный бунт, когда тысячи горожан попытались пробиться на лекцию Дойла, где должны были демонстрироваться снимки ее эктоплазмы: арендованный зал оказался слишком мал, чтобы вместить всех желающих, и завязалась драка. В Лондоне Дингуолл продолжал восхвалять Марджери как «наиболее выдающегося медиума современности». Тем временем в Бостоне вскоре после отъезда Дингуолла собралась новая группа ученых, решивших изучать способности Мины Крэндон. «Странно было видеть эту агонию ментальной, а быть может, и моральной революции в столь интеллектуальной среде, как Гарвардский университет, и все из-за одной женщины», – писал Роберт Тилльярд, австралийский энтомолог, сочувствовавший делу Марджери. Гарри Гудини был одним из тех, кто подписал петицию на имя ректора Гарвардского университета Абботта Лоуэлла. Целью петиции было запрещение дальнейших исследований способностей Марджери в этом «прекрасном заведении». В мае главный противник медиума вновь напомнил всем о Марджери, приехав в Бостон со своим разоблачающим медиумов шоу. Удивительно, но после выступления Гудини в Оперном театре по городу поползли слухи о том, что призрак Уолтера пытался помешать представлению: металлические шарики посыпались с балкона возле оркестровой ямы, ранив и испугав нескольких зрителей. Шарики явно сбросили намеренно, поэтому на следующем представлении «в зале присутствовали сорок полицейских в гражданском, пытавшихся обнаружить злоумышленника», писал доктор Крэндон Дингуоллу. И вновь шарики полетели в зал, но хулигана так и не поймали. Репортер информационного агентства «Ассошиэйтед Пресс» позвонил Марджери и предупредил, что «полиция готова прийти к выводу о виновности духов».
– Неужели они действительно думают, что это я виновата в случившемся? – охнула она.
Ведьм больше не винили в солнечных затмениях, землетрясениях и таких загадочных ситуациях, как в Оперном театре. Но вскоре Марджери предстояло кое-что куда хуже охоты на ведьм, как она не уставала повторять. Близились новые эксперименты гарвардских ученых. Решение по ее делу никого не устраивало, и даже Уолтер Принс, сомневавшийся в ее сверхъестественных способностях, признавал, что Мина – уникальный медиум.
– Марджери, – говорил он Дингуоллу, – развила в себе потрясающие способности, но мы должны примириться с тем фактом, что в нашем мире встречаются потрясающие люди и даже гении – а я не исключаю возможности того, что она гений.
А вот лучшая подруга Мины и ее спутница по верховым прогулкам Китти Браун не видела в Мине изощренного коварства:
– Если бы они знали, какая ты на самом деле глупышка, то не обвиняли бы тебя в злодейских замыслах.
В интервью «Кольеровскому еженедельнику» Мина Крэндон упомянула об их с Китти визите к медиуму, объединившему ее с мертвым братом. Господи, неужели прошло всего три года с тех пор, когда они с Китти отправились прогуляться верхом и пережили свое первое приключение, связанное с экстрасенсами? Три года – и теперь Мина обладала необычайным даром, но в то же время ее репутация оказалась запятнана, и она хотела это исправить.
– Вы спрашиваете, каково это – быть ведьмой, – сказала Марджери Джону Флинну. – Знаете, именно так меня бы назвали в Бостоне сто пятьдесят лет назад. И меня притащили бы в Верховный суд, а потом казнили бы за сговор с Дьяволом. Теперь же ко мне присылают гарвардских профессоров, чтобы изучать мои способности. В этом вопросе чувствуется определенный прогресс, не так ли?
