Ретт Батлер заговорил, и я подумала, что у Стюарта есть шанс испытать его. В округе Клэйтон мужчины были единого мнения насчёт войны: они обязаны сражаться и должны победить. Тех, кто сомневался, съедали с потрохами. Никаких сомнений не допускалось!
Но этот Ретт Батлер, у которого не было ни доброго имени, ни друзей, ни родни на Возвышенностях, считал, что янки их побьют, и они просто глупые свиньи, если не желают этого знать!
Оставалось сказать последнее слово. Все просто молили о нём, потому что это был вопрос чести. Они жаждали его.
И Батлер сказал короткое, очень скупое слово. Жесточайшую вещь он совершил в этот день. Господин Джон подошёл к нему, и они тихо заговорили, словно вокруг и не было двух десятков рассвирепевших мужчин, которые так и хотели кого-нибудь убить. А эти двое пошли, прогуливаясь, к дому, словно лучшие друзья! Вот так. Никто не смел перечить господину Джону на празднике его сына. Стюарт негромко, но чтоб все слышали, сказал:
– Полагаю, мы ещё увидимся с мистером Батлером.
Все согласно закивали в ответ.
Итак, мужчины разошлись, слуги наводили порядок, а женщины, перейдя в дом, отдыхали перед вечерними танцами.
А мне хоть и следовало встать и приняться за дело, не хватало сил подняться со стула. Слуги тихо ходили вокруг, а у меня перед глазами всё мерцало, как солнечные блики на поверхности изменчивой Флинт-ривер. И привиделись мне, словно я смотрела сквозь воду реки, мисс Скарлетт и Ретт Батлер; они стояли у гроба, такого маленького, что в нём, наверное, лежал ребёнок. Они стояли рядом, но не вместе, не держась за руки. Солнце зарябило на воде, и вот они вдвоём, сидя в коляске, уже мчались во весь опор по городу, где все жилые дома и здания были охвачены огнём.
– Мамушка?.. – промолвила Дильси.
– Всё хорошо, – сказала я и так крепко зажмурилась, что выдавила из глаз всех духов. Не хочу я ничего знать! Не хочу. Да поможет мне Бог!
Дильси, тихо напевая, вытирала мне лоб, как мать – своему ребёнку, и если бы я позволила, это продолжалось бы очень долго…
Я открыла глаза.
– Выпью воды, – сказала я, и она принесла мне стакан.
Скамейки сложили друг на друга. Стулья поставили один на другой, кастрюли, тарелки и щипцы для мяса перемыли и разложили на траве высыхать. Что бы белые без нас делали? Как бы они сажали, пололи и собирали урожай, готовили еду и устраивали барбекю без цветных?
Теперь все отдыхали. Сестры О’Хара устроились в спальне Милочки Уилкс, бальные платья девушек висели на дверце шифоньера. Кэррин и Сьюлин свернулись калачиком прямо на полу, а господин Джеральд прилёг на кровать. Он вопросительно улыбнулся, когда я заглянула, но я с важным видом кивнула, словно меня ждёт неотложное дело, и он снова откинулся на подушку.
Мисс Скарлетт не было ни во дворе, ни на веранде. На кухне тоже не было никого, кроме кухарки, которая храпела на стуле. Я вспомнила мисс Кэти на её Вельзевуле, в шляпе с подобранными волосами, мою Кэти, которая так неистово хотела принять участие в забеге и победить всех этих мужчин, а я так за неё тогда испугалась. И теперь мне было страшно. Я Мамушка мисс Скарлетт! Я её Мамушка!
Я спустилась в холл и вдруг услышала безумный, болезненный крик Скарлетт. Крик, от которого у меня волосы на голове встали дыбом.
Господин Эшли вылетел из библиотеки, словно бежал из тюрьмы. Он ни на кого не смотрел. Мысленно он был ещё там.
Наступила такая гулкая тишина, что слышалось, как пылинки летают в солнечных лучах. Потом из библиотеки раздался ужасный звон, словно там что-то разбилось. Сердце чуть не выпрыгнуло у меня из груди. Сегодня дьявол развёл кипучую деятельность. Я слышала, как там переговариваются двое, но не могла разобрать слов.
В следующую секунду Скарлетт выскочила из двери точно так же, как господин Эшли, с лицом, побелевшим от ярости. Вслед ей, как лай собаки, догоняющей кролика, донёсся дразнящий смех какого-то мужчины. Скарлетт была так разгневана, что прошла мимо меня, не сказав ни слова, хотя я могла бы дотронуться до неё, стоило только протянуть руку. И снова всё стихло. Часы в холле отсчитывали секунды, минуты, года.
Послышалось чирканье спички. Мужчина что-то напевал про себя. Я почуяла запах сигары.
Меня будто против собственной воли втянуло в комнату.
Все стены были заняты книгами. Книги стояли на полках над окнами и под ними. Красные, чёрные, зелёные, синие переплёты. Книги лежали на столике рядом с кушеткой и креслом, в котором сидел Ретт Батлер с сигарой. Те, кому довелось видеть Люцифера, говорили, что он красив. Ретт Батлер походил на него. Волосы чернее безлунной ночи, смеющиеся глаза и сжатые губы. Он мурлыкал, как хитрый котяра. И, подобно Вельзевулу, уничтожил бы каждого, кто посмел бы сесть ему на шею.
Я, опустившись на колени, собрала осколки вазы. Ретт Батлер видел то, что было у него перед глазами: старая толстая негритянка подбирает разбитые куски.
Я подобрала маленькие осколки, отлетевшие в угол, за кресло и к плинтусу. Склеить ничего не удастся. В целости ничего сохранить нельзя. Все синие чашки мисс Соланж, кроме одной, тоже побились.
Я смела осколки в передник и, поднявшись на ноги, подождала, пока Батлер заметит меня.
Он озадаченно улыбнулся, но без всякого недоброго умысла.
– Господин Батлер, – проговорила я, – ваш отец повесил моего мужа.
Эти слова резко вырвали его из созерцания. Взгляд стал жёстче, и Батлер посмотрел на меня, словно я редкая птица.
Некоторое время мы молча смотрели друг на друга, но я сказала правду, поэтому он выдохнул и произнёс:
– У моего отца меньше совести, чем у большинства людей.
Какие бы угрызения совести ни существовали, Лэнгстона Батлера не мучило ни одно из них.
Мне так много нужно было сказать, что я едва могла говорить.
– Я видела вас, – промолвила я.
– Не могу сказать, что восхищён этим, – сказал господин Батлер. – Как правило, меня не видно. Как вам, должно быть, известно, преуспеть можно, занижая истинные достижения.
Я в замешательстве кивнула. Я смотрела на него, а он – на меня. Господи, как же мне хотелось заплакать! Я не могла ничего поделать ни с этим человеком, ни с мисс Скарлетт.
– Сожалею о вашей утрате, – сказал он, словно так и думал.
А потом улыбнулся, будто и не будет никакого вреда, если они с мисс Скарлетт полюбят друг друга. Я не стала рассказывать ему о том, что им предстоит.
Просто вынесла осколки из библиотеки, чтобы выбросить во дворе. А потом поднялась наверх, ступая медленно, как старая, толстая негритянка, в которую я превратилась.
Ki kote pitit-la?
Ураган приходит с моря и делает то, что должен. Все юноши и девушки мечтают о свадьбе, а юноши – ещё о том, как отправятся на войну.
