- Вот и хорошо, - закрыл тему Денис и поставил наконец тарелку на полку. - А то может услышать мама.
"Мог бы не добавлять, - подумал Женя, глядя на широкие плечи сына, его упругий затылок, длинные ноги, на которых Денис крепко, уверенно шагал по земле. - Мог бы и пощадить: видишь же, что подыхаю..."
Но молодежь, бескомпромиссная и беспощадная, разве старшее поколение понимает? Может быть, когда-нибудь Денис вспомнит свои слова - когда станет отцом, дедом - и ужаснется собственной жестокости, но сейчас он гордился собой, потому что отстаивал честь матери и отрывал отца от какой-то мерзавки. Денис не употреблял мата, а то бы, конечно, выбрал для Тани термин похлеще.
Таня все стояла с трубкой в руке и слушала длинные безжалостные гудки. Потом осторожно ее положила и опустилась на диван. "Что я наделала... Ведь никогда не звонила! Но разве из-за этого можно бросить? Мы же любим друг друга!" Она сидела на диване и ждала в каком-то странном оцепенении. Вот сейчас он опомнится и позвонит. Даже если не ушел его сын, - позвонит. Пусть скажет хоть что-нибудь! Не называя по имени, без местоимений, на вы!
- Сергей Петрович? У меня к вам дело. В какое время удобнее всего позвонить завтра?
Она придумала эту фразу и повторяла ее, не замечая течения времени. "Господи, ну что я такого сделала? - спрашивала она своего родного, единственного. - Ты же говорил мне, что убрал аппарат из спальни, чтобы не тревожить Леру, значит, она никогда не снимает трубку. Миленький мой, родной, дорогой, позвони!" Стало вдруг очень холодно. Таня поднялась с дивана и подошла к окну. Темно и тихо было на улице. Уже не бились о стекла снежинки, улегся ветер; умиротворилась природа. Таня накинула на плечи платок и постояла немного, тоскливо глядя в глухую ночь. Сколько же теперь времени? Она взглянула на часы. Неужели уже два часа? Неужели так долго просидела она на диване? А он так и не позвонил. Завтра ей к восьми тридцати, нужно хоть немного поспать. Где-то у нее есть пилюли - сегодня корвалол не поможет.
Усилием воли стряхнула Таня ледяное оцепенение, заставила себя принять душ, оставив в безумной надежде открытой дверь - а вдруг позвонит? - выпила розовую таблетку, обладающую мощной, убойной силой, поставила на семь будильник и заснула мгновенно. Мертвым был сон, тяжелым, медленным пробуждение - таблетку надлежало "выспать", - и еще - оно было страшным. "У меня больше нет Жени..." Казалось, эта мысль не покидала ее и во сне, потому что с ней Таня проснулась. Звенел и звенел будильник, и под этот неумолчный звон повторялись немыслимые, невозможные просто слова: "У меня больше нет Жени".
На улице было снежно и солнечно. И солнце, яркое, теплое, уже весеннее, сноровисто и весело превращало снег в мелкие ручейки; они торопливо бежали к водостокам, люди перешагивали через них, поругивая городские власти за обычную их медлительность и нерасторопность, но поругивая беззлобно, добродушно, потому что все понимали, что пережили вчера последний в этом году снегопад и весна наконец-то вступила в город.
- Ишь, расчирикались, - улыбнулся прохожий.
Воробьи и вправду чирикали и веселились вовсю. Из всех оставшихся на зиму птах воробьи первыми чувствуют весну, смело и безрассудно бросаясь в холодные лужицы, чтобы побарахтаться, повздорить, подраться и снова взлететь на ветки - погреться на солнышке.
А Тане было еще больнее под ласковым солнцем и синим небом: все рады, все счастливы, только она одна. Таня словно забыла, что есть мать и дочь, ее больные, друзья, научная работа в клинике... Никого и ничего не было у нее в это утро, в этот день, в этот вечер, потому что ее бросил Женя. Она повторяла себе это снова и снова, не щадя, унижая себя, а сама как одержимая ждала звонка. В кабинете, где принимала больных, телефон был только внутренний, но она попросила, если что, позвать ее непременно в регистратуру.
- Я жду очень важный звонок, - сказала Таня несчастно.
- Не волнуйтесь, позову обязательно, - заверила ее пожилая регистраторша, разрываясь между двумя телефонами, трезвонившими беспрестанно.
"Как же тут прозвониться", - уныло подумала Таня и побрела в кабинет.
И после обеда, в больнице, Таня ждала и ждала - Женя знал все ее телефоны, - не очень-то понимая, на что все гневается Сережа.
- Да ты что, оглохла? - вышел он наконец из себя. - Я говорю, вытащили мы пациента из седьмой палаты.
- Ну и хорошо, - равнодушно ответила Таня.
- Да ты хоть взгляни! - Сергей сунул ей последнее ЭХО. - Вытащили-то по твоей методике!
- Я и говорю - "хорошо", - повторила Таня, и Сергей посмотрел на нее с горестным недоумением.
- Тань, а Тань, - сказал потише, - что-то случилось? Что-нибудь с мамой, с дочкой?
- Нет, нет, - испугалась Таня и постучала костяшками пальцев о притолоку. - Все в порядке.
- Да, кстати, - вспомнил Сережа, - тут у нас есть две путевки, почти бесплатные, в Крым. Санаторий матери и ребенка. Как раз для тебя. Я в месткоме так и сказал. Записали!
- А разве у нас еще есть местком? - удивилась Таня.
- А почему нет? - вытаращил на нее глаза Сергей.
- Я думала, это все в прошлом...
- Ничего подобного. Есть! - Сережа был очень доволен за Таню. - Зайди в пятьсот тринадцатую. Там такая Любовь Михайловна...
- Татьяна Ивановна, вас к телефону! - крикнула лаборантка, и Таня, оборвав разговор на середине, бросилась в конец коридора.
Сережа задумчиво смотрел ей вслед.
- Это я, - сдержанно сказал Женя. - Не хочу, чтобы ты ждала моего звонка: знаю, как это выматывает. Извини, что вчера положил трубку.
- Нет, ты извини! - закричала Таня. Ей было все равно, что все в ординаторской, нагнувшись к своим столам, с интересом слушают: ведь он позвонил! - Никогда больше... Ни за что... - как в бреду, клялась Таня. - Я все тебе объясню. Позвони вечером, хорошо?
Какой жалкой она была! Какой счастливой!
- Хорошо, позвоню, - сказал Женя и, опять не прощаясь, повесил трубку.
А Таня все стояла, улыбаясь бессмысленно, пока Верочка не тронула ее за плечо.
- Мне бы позвонить, Таня.
- Ах да, конечно!
Какое удивительное за окном солнце! Какая милая эта Вера!
- Так что там, в седьмой палате? - звонко спросила Таня у подошедшего к ней Сережи. - Я ж говорила, моя методика не подведет!
И она поспешила к своему больному.
- Кардиограммы-то захвати! - крикнул ей вслед Сережа, но Таня его не слышала.
Пациент ожил и в самом деле, и в этом была ее заслуга! Теперь она знает, как лечить в подобных случаях. Вообще-то знала и раньше, но одно дело - знать, и совсем другое - испробовать, да еще впервые, да так успешно! Надо сейчас же рассказать маме: пусть порадуется вместе с ней. Вот уйдут все из ординаторской... И конечно, они с Сашкой поедут в Крым! Только бы Женя простил ее. Подумать только: она снова увидит море! А уж как Сашка о нем скучает!.. Таня зажмурилась, представляя восторг дочки. Она просто физически ощутила эту огромную водную гладь, шелковую ласку волны, соленые на губах брызги. Господи, какой воздух в Крыму! Чистый-чистый, вдыхаешь, как пьешь. Какой виноград - плод горячего, сухого солнца! Там все сказка.
