Сабби прекрасно понимала, каких усилий потребовал от них этот переход.
— Из-за вас я могу вообразить себя какой-то Еленой Троянской, — с благодарностью сказала она. — А теперь ведь вам придется опять браться за весла, чтобы вернуться к кораблю!
— Пустяки, — с мальчишеским бахвальством возразил Мэтью. — Да из них каждый может пройти на веслах и вдвое дальше!
…Ночь была темна и для июля прохладна; ноги и юбки у Сабби промокли во время путешествия по холмистой местности, но никогда еще за всю свою жизнь она не испытывала такой уверенности в собственной безопасности. С ней были мужчины, и, более того, ее мужчины!
Шейн наклонился и тихо проговорил:
— Прости, что вытащил тебя из теплой постели. Разреши, любимая, я понесу тебя.
У нее так и вертелись на языке слова отказа: ведь он, должно быть, измучен не меньше, чем она, но ей так не хватало его прикосновения! Может быть, то была минута слабости — но Сабби уступила собственному сердцу. Остановившись, она потянулась к нему:
— Пожалуйста, возьми меня на руки, — шепотом попросила она, и со вздохом удовлетворения он прижал ее к груди. Сразу же ощутил он у себя в жилах горячий и сильный ток крови и еще — мощную, сладостную боль, что заполняла его чресла. И в тот же миг развеялись все его благородные намерения насчет того, чтобы дать ей развод. К его груди прижималась ее грудь, его руки поддерживали ее стройные бедра, а ее восхитительные ягодицы касались напряженного вместилища его мужских желаний. Упоительная мука толкала его вперед, отгоняя всякую усталость. Если Сабби будет упорствовать и настаивать на том, чтобы сохранить барьер между ними, решил он в ту же секунду, придется этот барьер разрушить, и он сделает это с удовольствием.
Недолгий путь до реки оказался для обоих непостижимо возбуждающим, эротическим путешествием. Никогда еще не ощущала она столь остро близость его могучего мускулистого торса, а когда его щеки случайно касалась прядь ее волос, относимая ветром, он думал, что сойдет с ума от страсти. Когда отряд добрался до реки и все заняли свои места в шлюпках, Шейн не отпустил возлюбленную. Он усадил ее у себя между колен — здесь ей ничто не могло грозить, и здесь их ничто не разделяло. Хотя они находились в битком набитой шлюпке, весь мир как будто отступил, оставив их наедине. Она черпала силу в его силе, безмерное изнеможение последних дней растворилось, и все ее существо полнилось ожиданием блаженства, которое они подарят друг другу, когда наконец останутся одни в его каюте на «Дерзновенном».
Так уж случилось — она полюбила, до потери рассудка полюбила своего супруга, и ее томила ненасытная жажда пьянящих, дурманящих, страстных поцелуев, которую только он мог утолить.
Когда они подошли к «Дерзновенному», Шейн взобрался по веревочной лестнице на палубу, одной рукой прижимая к себе Сабби, а другой цепляясь за веревку. Когда руки возлюбленной обвились вокруг его шеи, а губы оказались в столь соблазнительной близости от его губ, он не смог устоять против искушения и прижался к ним жарким поцелуем, от которого у обоих закружилась голова.
Оказавшись у себя в каюте, он опустил свою бесценную ношу на широкую койку, зажег лампу и направился в угол, где находился сейф. Там он набрал чего-то в горсть и вернулся к койке.
— Сабби, — нежно прошептал он, — мы не могли бы начать все с самого начала? Клянусь, я буду ухаживать за тобой так, как ты этого заслуживаешь. Даю слово, я не буду ни к чему тебя принуждать или торопить тебя.
Все, о чем я прошу, — дай мне шанс добиться твоей любви.
Еще немного — и она тут же призналась бы, что уже любит его и что ему нет надобности этого добиваться… но придержала язык: уж очень заманчивым показалось ей обещание, что он станет за ней ухаживать по всем правилам. Он бережно обнял Сабби и коснулся ее губ легким ласковым поцелуем, а потом, глубоко вздохнув, выпрямился, поднес к губам и поцеловал ее руку. А затем вложил в раскрытую ладонь Сабби бриллиантовое ожерелье.
— Спи спокойно, любимая моя, — тихо сказал он и, с трудом преодолевая себя, поднялся с края койки.
— Куда ты?.. — встревожилась она.
— Я больше никогда не стану заставлять тебя делить со мной ложе, голубка моя. На время путешествия я переберусь к Мэтью.
Она даже зажмурилась, не в силах поверить, что он оставил ее ночевать в одиночестве, а еще поклялся, что так и будет до конца плавания! Потом взглянула на горстку алмазов — ценою в целое состояние, — которую он вложил ей в руку, и едва удержалась, чтобы не разрыдаться. Не нужны ей были никакие драгоценности! Ей был нужен он сам! Ее тело изнемогало от желания ощутить, как он наполняет ее собой… Так именно теперь — ну, не смешно ли? — именно теперь он решил разыграть джентльмена и осчастливить ее ухаживанием… с опозданием на год!
Глава 24
Не скоро смогла Сабби заснуть, но, когда это наконец удалось, ее сон в оставшиеся часы ночи и раннего утра заполонили столь необузданные фантазии, что воспоминания о них еще долго заставляли ее краснеть.
Лежа на двухъярусной койке, Шейн и Мэтт провели долгие часы в нескончаемых разговорах. Они вспоминали детство; они отдали дань сыновнего почтения Себастьяну Хокхерсту, которого любили всем сердцем. Оба сошлись на том, что Себастьян был несравненно выше и благороднее, чем их настоящий отец… И все же в глубине души каждый не мог отделаться от горделивого сознания, что в нем течет кровь ирландских королей.
— Мы ему верим? Насчет Испании? — спросил Мэтью.
— Правильнее будет, если поверим. Он Филиппу во всем подыгрывал, лишь бы узнать точный срок, когда Армада отплывет штурмовать Англию. Вот тут-то он и поднимет бунт в Ирландии — когда Бесс будет не до него.
Мэтью угрюмо заметил:
— Ну и мрачную же картинку ты нарисовал… Война с Испанией, а потом война с Ирландией.
— Я смотрю на вещи здраво, Мэтт. Если у нас есть голова на плечах и мы будем готовы сразиться с испанцами на море, мы завоюем победу для Англии, а потом, может быть, сумеем добиться прочного мира. С Ирландией все не так. Воевать придется на суше. Это дело долгое и кровавое. Ты же знаешь, как не хотят люди служить в тех частях английской армии, которые стоят в Ирландии. Англия может раз за разом силой подчинять эту страну своему владычеству, и все без толку: бунт будет вспыхивать снова и снова, потому что ирландцы — фанатики, одержимые забияки. Они скорей откажутся от пищи, чем от возможности подраться!
— Времени у нас в обрез… Ты отправишься с этими сведениями к королеве или к Берли?
— Я пойду на «Дерзновенном» домой, в Девон, потому что испанцы именно там постараются высадиться… если мы им позволим.
Тебя я заброшу в Ливерпуль и дам с собой депеши для королевы и Берли. Я предупрежу Дрейка и лорда-адмирала, Говарда. Королевский флот уже давно начал подготовку… Ни для кого не секрет, что Филипп собирается на нас напасть. Я хочу, чтобы ты приказал всем хокхерстовским кораблям подтягиваться к Девонпорту. Для капитанов дам тебе письменное распоряжение.
