«Я не твоя жена», — подумала Рэйчел, но вслух этого не сказала. Не стоит спорить насчет определений, тем более так приятно, что Джек ее несет. Устроившись чуть поудобнее, она стала думать о том, что сейчас увидит новую машину и после стерильной больничной атмосферы наконец снова вдохнет свежий воздух — вообще вновь почувствует себя живой.
Ночь была теплой и ясной. Оказавшись на свободе, Рэйчел глубоко вздохнула и вдруг ахнула, увидев, куда направляется Джек. Высокий галогеновый фонарь прекрасно освещал машину.
— Она же красная! — закричала Рэйчел. — Девочки не говорили мне, что она красная! У меня не было красной машины со времен…
— Со времен «фольксвагена». Я решил, что теперь пора вспомнить о былом.
Он слегка высвободил руку, чтобы открыть дверцу, и бережно усадил Рэйчел в машину. Подрегулировав сиденье так, чтобы дать побольше места для сломанной ноги, он пристегнул ремень безопасности — прежде чем Рэйчел успела это сделать сама.
— Почему пора? — спросила Рэйчел, когда он сел за руль.
Джек ответил не сразу. Они проехали уже несколько миль, когда он наконец сказал:
— Потому что ты любила ту машину. Я не должен был вот так ее продавать.
Рэйчел удивило столь позднее признание, но впереди се ждало слишком много событий, чтобы сейчас чересчур задерживаться на этом факте. Опустив окно, она подставила лицо теплому ветерку. Легкие жадно просили еще и еще.
— Куда мы едем?
— В галерею Эммета.
На выставку! Как замечательно! Ее картины, которые всегда были для нее как дети, теперь одеты в нарядные новые рамы и выставлены напоказ. Саманту и Хоуп она уже видела, теперь ей хотелось увидеть свои работы.
— В такое время?
— Сегодня пятница, они работают допоздна.
— Уже около десяти.
— Пока еще нет, — сказал Джек, но, посмотрев на часы, тихо выругался. — Ладно, все равно поедем туда. Я хочу, чтобы ты увидела картины.
— Мы не сможем попасть внутрь.
— Ничего, попадем.
Она не стала спорить — Джек был настроен решительно. Все в его руках.
Откинув голову на спинку сиденья, Рэйчел сказала:
— Я не поблагодарила тебя за рамы. Большое тебе спасибо.
— Мы все старались — девочки тоже помогали.
Она повернула голову, чтобы взглянуть на его профиль. За шесть лет Джек мало изменился. Волосы оставались достаточно густыми, а на затылке — все такими же длинными. Прямой нос, волевой подбородок, крепкая шея. Она всегда находила его красивым.
— Спасибо за то, что остался с ними, — сказала Рэйчел.
Он кивнул, но ничего не ответил.
К глазам снова подступили слезы, и она поспешно повернулась к лобовому стеклу. Раньше они могли говорить обо всем на свете, а могли и долго-долго молчать, но это их не смущало, они чувствовали себя совершенно непринужденно. Теперь этой непринужденности не было, была только тупая боль в сердце. Она ведь предупреждала Кэтрин, что будет больно.
— В этом нет никакого смысла, — сказала она, чувствуя себя слабой и усталой. Картины могут подождать. Больше всего Рэйчел сейчас хотелось зарыться головой в подушку и поплакать.
— Мы уже почти приехали.
— Джек, там же закрыто.
Не отвечая, он проехал по переулку и затормозил перед входом в галерею. Здесь было тихо и темно. Ругаясь, Джек вылез из машины и, прижавшись лбом к стеклу, стал всматриваться внутрь помещения. Ничего не разглядев, он постучал в окно, потом — посильнее — в дверь.
— Здесь должен быть сторож! — крикнул он Рэйчел и снова постучал, затем нажал на кнопку звонка, опять прижался к стеклу, пытаясь что-нибудь разглядеть внутри, и снова несколько раз позвонил.
Рэйчел уже представила себе, как сторож сидит с наушниками на голове и самозабвенно слушает музыку, когда Джек вдруг повернулся к ней и торжествующим жестом вскинул вверх кулак. Через несколько секунд за дверью показался какой-то человек, который отрицательно качал головой и размахивал руками в знак того, что никого не пустит.
— Моя жена — художница, чья выставка должна открыться, — громко сказал Джек. — Она лежала в больнице, в коме. Я выкрал ее оттуда, чтобы показать ей все это. Только две минуты — нам больше не надо. Сторож беспомощно развел руками.
Джек поднял вверх палец, предлагая ему подождать. Сделав два больших шага, он добрался до машины, извлек оттуда Рэйчел и подошел с ней к двери.
— Видите ее ногу? — прокричал он сквозь стекло. — Все законно, приятель!
— Покажи ему удостоверение личности, — посоветовала Рэйчел. Теперь, когда они были так близки к цели, ей очень хотелось войти.
Ее руки обнимали его за шею.
— Там моя фамилия, а не твоя, — ласково посмотрев на нее, с сожалением сказал он.
Между бровями на миг образовалась и сразу же исчезла едва заметная складка. Осторожно опустив Рэйчел на здоровую ногу, Джек прижал ее к себе, снял часы и помахал ими перед сторожем:
— Это «Таг». Хотите? Они ваши.
— Джек!
— Мне они не нужны, — сказал Джек, когда сторож открыл дверь.
Рэйчел увидела, что сторож уже очень стар, голова его постоянно тряслась.
— Мне не нужны ваши часы, — едва открывая рот, пробормотал он. — Мне нужна моя работа. Заведение закрыто. Здесь не должно быть никого, кроме меня.
— Это художница.
— А может, она воровка — откуда мне знать?
— Разве она похожа на воровку? Ее зовут Рэйчел Китс. Вот, посмотрите. — Джек указал на окно. — Видите это объявление? Рэйчел Китс. — И, обращаясь уже к Рэйчел, спросил: — Бен мог сделать афишу с твоей фотографией? — Прежде чем Рэйчел успела ответить, что вряд ли, он сказал сторожу: — Идите взгляните на афишу. На ней ее лицо.
Сторож нерешительно почесал нос. Голова его продолжала трястись.
— Я не знаю.
Снова подняв Рэйчел на руки, Джек плечом открыл дверь и вошел в галерею. Рэйчел испытывала некоторое смущение, но все же была в полном восторге.
— Мистеру Вулфу это не понравится, — пожаловались сзади, но Джек не останавливаясь продолжал идти вперед, туда, где проводились выставки, — в зал, где раньше Рэйчел мечтала увидеть свои картины.
Там было темно, царила таинственная тишина. Рэйчел затаила дыхание, но тут Джек внезапно повернулся и подошел к стене, чтобы локтем зажечь свет. Когда это ему удалось, он вынес Рэйчел на середину зала и осторожно опустил на пол. Встав сзади, он обхватил ее руками за талию и положил ей на голову подбородок. Эта до боли знакомая поза заставила бы Рэйчел заплакать, если бы ее внимание не было отвлечено другими вещами — и отнюдь не голосом сзади, который продолжал бубнить: «Мистеру Вулфу это не понравится». Она едва могла дышать. Ее глаза блуждали по комнате, не зная, на чем остановиться, желая охватить все сразу — это ведь были ее дети, дорогие дети. Когда слезы затуманили ее взгляд, Рэйчел обеими руками стала их вытирать. Кое-как осушив глаза и прижимая руки ко рту, она начала осмотр с рысят. Это полотно было ее любимым, она уже и раньше видела его обрамленным и висящим на стене галереи, как и два соседних. Но тут она вдруг увидела бабочек… и гремучую змею. И серого кита. И овец. И арктического волка, ее одинокого арктического волка, светлая шкура которого ослепительно сияла на солнце.
