– Дерьмо.
– Долбаные аттракционы были слишком дорогими, но за четвертак ты получал целый час на мини-гольфе в гроте Нептуна – в компании грудастых русалок, гигантских моллюсков, которые открывались и закрывались, синих водопадов и крабов размером с «бьюик». Эх, сколько счастливых часов я провел там, мечтая о перспективах, которые открывает Америка; о красивых молодых мальчиках, которых я бы трахал, будь я достаточно богат, чтобы купить их. Так вот, там была площадка что надо – не то что твоя дешевая пиратская подделка.
– Мой дядя построил «Пиратский остров» своими руками, – тихо сказал Дойл. – После войны.
– Пошел бы он, твой дядя, – сказал О'Мара и сделал с одного удара Порт-Рояль и бёрди[164]у необитаемого острова с пальмами. Дойлу удался бёрди у черепа и Порт-Рояля, но он сделал лишний удар у необитаемого острова и уложился в пар у скрещенных сабель и сундука с сокровищами. У лунки номер шесть – карибского сахарного завода – его мяч, как обычно, отскочил от рабов, и он обнаружил, что отстал на пять ударов. Если их добавить к форе, получалось, что он уже на десять ударов позади.
– Тебе стоит начать думать о том, как ты хочешь, чтобы мы отрезали тебе ноги, – весело сказал О'Мара, когда они переходили через водовод, питающий лагуну, по мостику, недавно залатанному и покрашенному Гарольдом. – Как я сказал, электропила была бы самым гигиеничным способом, но бензопилой, я полагаю, будет быстрее.
– Черт, забудь о моих ногах, – сказал Дойл. – Я обольюсь блоком твоей «фреоновой» колы и замерзну до смерти.
О'Мара остановился на мгновение на той стороне мостика и метнул на него злобный взгляд из-под бровей. Где-то в зарослях бамбука в гнезде копошились птицы.
– Не надейся, что сохранишь свои ноги благодаря тому, что ты долбаный комедиант, – сказал он. – Я не такой мягкосердечный, как моя глупая дочь. Ты красивый ублюдок, скажу я тебе… вроде бы напоминаешь… как его, того старого голливудского актера?
– Митчема, – сказал Дойл.
– Точно. Но в моем деле нет места смутьянам и комедиантам вроде Митчума. Так что закрой членосос и давай разберемся с игрой.
Дойл изо всех сил старался сдерживаться, чтобы не сорваться. Солнце передвинулось к западу, и через час после полудня стало жарко. В зарослях оглушительно трещали цикады. Они сыграли у обломка корабельной обшивки, потом у Портобелло, и Дойл подрезал преимущество короля, вернув его к первоначальным пяти ударам. Пот ручейками стекал по лицу Дойла, он сбросил дядину шинель и играл в пижаме, чувствуя, как черная коробка, приклеенная к его спине под полосатой рубашкой, покрывается потом. Лоб О'Мары стал влажным и покраснел.
– Скажи мне, – сказал Дойл, нацелив клюшку в небо, – я знаю, что ты гангстер, и знаю, что глупо спрашивать гангстера, что он думает о планете, но разве тебя никогда не волновало, что ты делаешь с озоном?
О'Мара хмыкнул.
– Ты, наверное, шутишь, – сказал он.
– Совсем нет, – сказал Дойл. – Ты не идиот и должен принимать во внимание последствия, по крайней мере изредка. Они не просто так запретили фторуглероды, так ведь? Международная угроза.
– Не верь всему, что читаешь в газетах, парень, – мрачно сказал О'Мара. – Существуют и другие теории, знаешь ли.
– Например?
– Например, теория, что фторуглероды, как ты их называешь, а правильнее – сульфат-аэрозоли, обволакивают облака и делают их светящимися. А светящиеся облака отражают тепло и на самом деле работают против глобального потепления. Ты слышал об этом?
Дойл признал, что не в курсе, но сказал, что это явно притянуто за уши.
– Возможно, – согласился О'Мара, – но существуют теории, выдвигаемые одной группой дебильных ученых, и теории, выдвигаемые другой группой дебильных ученых. И ни одна не знает наверняка. Так какой группе дебильных ученых ты поверишь?
Дойл думал пару секунд.
– Той группе дебильных ученых, чья теория набивает твои карманы.
– Молодец, – сказал О'Мара.
Наконец они прошли по веревочному мосту и встали под белыми гипсовыми стенами Маракайбо, подход к которым охраняли деревянные пушки.
– Это что за хрень? – спросил О'Мара. – Игрушечный дворец Дойлов?
– Маракайбо, – сказал Дойл. – Мой предок Финстер Дойл разграбил это место с Морганом примерно триста лет назад.
– Не говори, что ты веришь во всю эту чепуху про пиратов, – хихикнул О'Мара.
– Верю, – сказал Дойл. – И твой друг Таракан Помптон тоже. Поэтому я в центре внимания, прямо в этот момент.
– И в чем фишка? – подозрительно спросил О'Мара.
– Сокровище, – сказал Дойл. – Закопанное сокровище. Но я не думаю, что он упоминал об этом.
– Ты просто пытаешься спасти свои ноги, – сказал О'Мара, – рассказывая истории, как Шахерезада.
Дойл пожал плечами, и они поднялись по ступеням наверх, к девятой лунке, и остановились в солнечном свете, оглядывая площадку. Дойл начал что-то говорить, но вдруг застонал и сделал вид, что у него рези в желудке.
– Извини, спазмы, подожди минутку. – Он согнулся над дулом орудия, самого близкого к рычагу, который управлял «ловушкой-обманкой».
Король кондиционирования смотрел на него, не двигаясь.
– У меня все утро была диарея, – сказал Дойл фальшивым голосом. – Наверное, нервы.
– Плевал я на твои кишки, – сказал О'Мара. – Играй или иди к черту.
– Еще минуточку, пожалуйста, – сказал Дойл. О'Мара вздохнул и облокотился на парапет, глядя на открытый рот гипсового пирата у четырнадцатой лунки, с гипсовой обезьянкой, как всегда торчавшей на его плече.
Момент показался подходящим.
– Ты знаешь, мы потратили кучу времени, смывая кровь, – сказал Дойл.
– А теперь ты о чем болтаешь, на хер? – спросил О'Мара.
– Я говорю о чертовом опоссуме, – сказал Дойл, – разрезанном надвое, и иглобрюхе, засунутом ему в кишки. Бог мой, как же они воняли. И все-таки, чья это была идея?
О'Мара ухмыльнулся.
– Мы с Помптоном придумали это вместе, – сказал он. – Парень решил, что один отвратительный намек может приблизить твой отъезд. А я сказал «давай, попытайся». Дохлая рыба была моим личным выпадом.
– И все-таки, кто разрезал этого самого опоссума напополам? – спросил Дойл, хотя уже знал ответ.
– Я, – сказал О'Мара. – Эти чертовы крысы повсюду: на территории замка, в мусоре, да везде. Один из моих парней поймал одну, я взял отличную электропилу и поработал над ней, как собираюсь поработать над тобой. Слышал бы ты, как кричала эта тварь – почти как человек.
