Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 107
И всё, дело было сделано. С тем же успехом он мог приставить мне к затылку дуло пистолета и спустить курок.
Расчеты Мангуста полностью подтвердились: он сам занимался моим инсультом, и никому не пришло в голову усомниться в компетентности моего любимого помощника, даже участникам консилиума. Не знаю, что он им подсунул под видом моей энцефалограммы, но проверять ни Ланьон, ни Паскье не стали. Да и с какой стати?
Ошибся мерзавец только в одном. Инсульт не стал смертельным – мой аномально крепкий организм не позволил мне умереть. Но и это оказалось кстати, как он сказал мне во время первой беседы – если можно назвать беседами наше одностороннее общение.
В тот период Мангуст появлялся у меня каждый день. Попытки воссоздать разработанную мной методику ни к чему не приводили, да и не могли привести – для этого моему погубителю не хватало ни знаний, ни кругозора. Некоторое время спустя он совсем оставил исследовательскую работу и сосредоточился исключительно на мне. Окружающие только умилялись, видя, сколько времени верный ученик проводит у одра болезни своей бывшей руководительницы.
Мангуст перепробовал всё. Я прожила на свете целых девяносто лет, но даже не представляла, какие бездны гнусности могут скрываться в душе вполне стандартного представителя среднего класса.
Он меня то уговаривал и соблазнял избавлением от страданий, то угрожал. В конце концов дошел до пыток. Ему ли, лечащему врачу, было не знать, какие участки моего тела сохранили чувствительность. Он втыкал в меня иглы, прижигал кислотой, зажимал мой нос прищепкой. Но еще много лет назад я научилась блокировать болевые ощущения, так что уколы и ожоги мне были нипочем, а натренированное дыхание позволяло мне оставаться без кислорода три, даже четыре минуты – так надолго оставлять меня без воздуха палач не решался. Он не хотел, чтобы я умерла.
Думаю, что от всего случившегося у Мангуста произошло временное помутнение рассудка. Колоссальный приз был так близко, но в руки не давался – это сводило подонка с ума. Его крошечные, с булавочную головку, зрачки и дергающаяся тиками рожа выглядели аномально.
Но мое лицо было еще ужасней. Я узнала это, когда Мангуст придумал заменить физические истязания психологическими. Поскольку мускулы, управляющие движением глазных яблок, у меня не действовали, я могла смотреть только прямо перед собой, в одну точку.
– Хватит пялиться на потолок, это для тебя слишком жирно, – прошипел мне однажды Мангуст, кривя бледные губы. – Отныне ты будешь любоваться только на свою жуткую харю. Гляди, во что ты превратилась.
И перед моими глазами, почти вплотную, появилось зеркало, которое он каким-то образом укрепил на штативе.
Боже мой, на что я, оказывается, похожа… В ужасе я зажмурилась, а Мангуст радостно захихикал.
– Помоги мне, и я помогу тебе избавиться от этого кошмара, – сказал он перед уходом.
Теперь, стоило мне открыть глаза, и я видела перед собой чудовищную карикатуру на человеческое лицо: съехавшее набок, с отвисшей губой, вечной ниткой слюны и потеками под носом, с синими венами на голом черепе, оно будто сошло с картины Босха. Это – я?
Надо отдать Мангусту должное. Новая пытка получилась действенней прежних. Особенно силен был эффект, когда я просыпалась. Глаза открывались сами собой, я видела это, и вопль ужаса обжигал мои парализованные связки.
Сестрам Мангуст сказал, что это новое слово в уходе за коматозниками. Якобы существует теория, что угасшее сознание может иногда, на секунду, пробуждаться и меркнет вновь, не успев зацепиться ни за что знакомое – а вид собственного лица способен вызывать в мозге ответную реакцию. Избавления мне ждать было неоткуда и не от кого.
Я поймала себя на том, что испытываю давно забытое чувство страха. Все время, бодрствуя, лежу с закрытыми глазами и боюсь, задумавшись о чем-нибудь, их ненароком открыть.
Мука длилась неделю за неделей и всё не кончалась. Догадавшись, что на сей раз нащупал мое слабое место, Мангуст стал появляться реже. Мой слух еще не успел обостриться. Я не слышала, как он подходил. Только вдруг над самым ухом раздавался довольный смешок.
– Всё жмуритесь, мадам? Не надоело? – Он пальцами поднимал мне веки и заставлял смотреть в зеркало – минуту или две. – Может быть, договоримся? Ах, как сладко и приятно было бы умереть. Не хотите? Ну как угодно…
Тупой, подлый грызун! Да если б я захотела, если б я имела право умереть, мне достаточно было бы велеть сердцу остановиться – как это сделал когда-то Иван Иванович, не желая подвергать себя унижению пыткой. Но я должна была держаться. Может быть, рано или поздно кто-то все же заметит по блеску моих глаз или еще как-то, что я в сознании. И тогда я передам знание, которое должна передать. Но не Мангусту, только не Мангусту!
Зрение стало мне ни к чему. Я все равно им не пользовалась. Оно только мучило меня. И в конце концов я приняла решение. Прекратила кровоподачу в глазные нервы, совсем.
Через полчаса открыла веки – ничего. Всё, ослепла. Лучше видеть вечную черноту, чем карикатуру на самое себя.
Следующий визит Мангуста стал последним.
Он сначала бормотал свои обычные гадости – довольно бессвязно, с истерическим подхихикиванием. Потом оттянул мне веки – и понял, что я слепа. Трюк больше не работает.
– Ах ты так?! – рявкнул Мангуст. – Ну и черт с тобой, старая сука! Обойдусь без тебя! Подыхай медленно!
С тех пор – вот уже четырнадцать лет – он ни разу у меня не появлялся. Я не знаю, чем объясняется такое дьявольски долгое терпение. Что он замыслил? Чем занимается? Но ясно одно: обойтись без меня Мангусту не удалось. Если бы мой метод, пускай в усеченном или искаженном виде, был обнародован, об этом обязательно упоминалось бы в медицинских журналах, которые читает мне Пятница. Да и не торчал бы Мангуст во «Временах года», не выжидал бы непонятно чего, сохраняя одну и ту же дистанцию. Я не могу ошибаться – я отлично различаю его слабую, но неизменно присутствующую эманацию. Мангуст жив, он никогда от меня не отдаляется, и я не возьму в толк, что означает эта загадка.
Вероятно, он как-то научился пользоваться препаратом и укрепил свой организм для долгой жизни. Это объясняет его долготерпение, но не раскрывает замысла. На что он рассчитывает? Может быть, сидит все эти годы в лаборатории и с упорством маньяка пытается разобраться в тайнах методики?
Если около моей кровати оказываются два сотрудника резиденции, я мучительно вслушиваюсь в их болтовню – не скажут ли они что-нибудь про директора. Но его имя ни разу упомянуто не было.
Я много раз спрашивала Пятницу, где директор и что он делает, но мой единственный товарищ на подобные вопросы не отвечает, сколько их ни повторяй. У Пятницы терпение такое же безграничное, как у Мангуста.
И сегодня я вдруг поняла: они меня пересидели, переупрямили. Больше не могу.
Случилось это так.
Вошла медсестра, сменив предыдущую. Сказала пару слов Пятнице – просто так, со скуки, не ожидая, что он ответит. Он и не ответил.
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 107
