Из всех саксов, посетивших Рим, самым интересным был Альфред Великий, которого прислали сюда в пятилетнем возрасте в 853 году. Папа Лев IV сделал этого ребенка центром церемонии, которая, пожалуй, уместнее была бы в детской, чем в соборе Святого Петра. Мальчика торжественно опоясали мечом и нарядили в тунику римского консула. Он, безусловно, стал самым молодым консулом в истории! Никто не знает, почему ребенку оказали такую честь; возможно, чтобы сделать приятное его благочестивому отцу и графству Уэссекс. Не успел Альфред вернуться в Англию, как его набожный отец, Этельвульф, расстроенный набегами викингов, решил посетить Рим, возможно, чтобы спросить святого Петра, правда ли, что, как говорили в Англии, «Бог и святые уснули». Итак, Альфред, уже семилетний, снова отправился с отцом и его приближенными, а также с целым сундуком подарков, к святому Петру. Интересная подробность, много говорящая о ресурсах тогдашней Англии: среди даров Этельвульфа были корона из чистого золота весом в четыре фунта, две золотых вазы, меч в золотых ножнах, две золотых статуи, позолоченный серебряный подсвечник, возможно, назначенный заменить собою светильники Константина, украденные сарацинами за девять лет до того. Альфред и его отец, наверно, много слышали рассказов о том, как саксы бились с сарацинами и как горел Борго. Известно, что Этельвульф отреставрировал и частично перестроил квартал саксов и либо подтвердил налог, взимавшихся с английских жилых домов, чтобы содержать английскую колонию в Риме, либо сам установил налог, который стал известен как «пенс в пользу святого Петра».
Вот так стоишь в этом городе призраков и пытаешься представить себе кучку домиков с соломенными крышами, когда-то служивших жилищами нашим соотечественникам. Сначала колонию поддерживали ежегодные отчисления из Англии. В те времена, когда вера и набожность еще не прокисли, радостно было думать, что каждый английский дом помогает зажигать свечи вокруг гробницы святого Петра. Но потом добровольные пожертвования превратились в налог. И когда в 1534 году Генрих VIII отменил его, возгласов протеста не последовало. Одна из тайн археологии Рима: в город за восемьсот лет была завезена масса английского серебра, а монет нашли очень мало. Казну налога в пользу святого Петра обнаружили в прошлом веке, к всеобщему удивлению, в Доме весталок, и эти монеты сейчас экспонируются в Национальном музее Рима, в термах Диоклетиана. Некоторые считают, что малое количество английских монет объясняется тем, что годовой взнос весь шел на переплавку и отправлялся в папскую казну в виде слитков.
Это всего лишь немногое из того, что можно вспомнить об английской колонии у госпиталя Святого Духа, и я уверен, что английские туристы, которые редко туда заходят, будут так же очарованы этим уголком, как был очарован я. Позже, в 1026 году, сюда из Британии приехал Канут, а в 1050 году — Макбет. Они раздавали деньги бедным, возможно, пытаясь таким образом искупить свою вину за убийство Дункана.
Еще раньше, чем первые английские паломники появились в Риме, Гильда написал свою красивейшую поэму. Это было около 600 года, и это были первые «путевые заметки», оставленные британцем. В них — дух времени, и своего, и времени вообще.
Во здравии добром со спутниками своими
Да возвращусь я домой.
Да пребудет мой челн сухим и надежным,
Да не падут нежданно кони,
Да сохранятся при нас монеты наши,
Дабы не пришлось нам просить подаянья.
Да избегнем мы врагов на пути,
Да убережет нас от дурных советов
Христос Вседержитель,
Да будет легка дорога,
В горах ли высоких,
В долинах ли глубоких,
В просторах ли бескрайних,
В лесах ли и чащобах густых.
Да пойду я путями прямыми,
Что ведут к местам желанным…[116]
8
Однажды утром я имел удовольствие беседовать о госпитале с синьором Пьетро де Анджелисом, автором многих книг об этом здании и его долгой истории. Он открыл сейф и показал мне несколько покрытых ржавчиной монет, в слишком плохом состоянии, чтобы можно было их идентифицировать. Это все, что сохранилось, благодаря чему можно теперь ощутить долгую связь Англии с этой частью Рима. Беря в руку монету, он словно дотрагивался до каждого приезжавшего сюда англичанина. Как это все-таки странно — услышать от кого-нибудь: «Альфред Великий»!
В Риме в Средние века и эпоху Возрождения часто бросали детей, обычно их просто оставляли на берегах Тибра в тростнике, как Моисея. Здесь их обнаруживали рыбаки, младенцы даже часто попадали в их сети. Вертушка в стене больницы освободила Тибр от подкидышей.
«Была набрана целая армия кормилиц, которая подчинялась специальному чиновнику. Он так и назывался: начальник над кормилицами, — рассказывал синьор де Анджелис. — Флейтист оповещал их своей игрой о времени кормления, — возможно, первый известный в истории пример использования музыкальной терапии. Должно быть, это было впечатляющее зрелище!»
Зал, где заседал совет попечителей, украшен множеством фресок. Вот папа Иннокентий III, сидя на своем троне, в тиаре, в ужасе воздевает руки, когда паж протягивает ему голого младенца, держа его за ножку. Вот рыбак с Тибра, опирающийся на весло и держащий сеть, в которой два голых младенца. Еще одна картина: папа спит в постели (тоже в тиаре), ангел влетает под полог, которым накрыта большая кровать, и велит ему основать приют для брошенных детей. Вот папа сидит верхом на белом муле и вместе с кардиналами наблюдает за строительством больницы.
Мы перешли в следующую комнату. Это была одна из красивейших библиотек начала XVIII века, какие я только видел. Стены, от пола до потолка, заняты стеллажами с книгами, в основном XVI и XVII веков, в переплетах из телячьей и свиной кожи. Библиотека принадлежала выдающемуся анатому Джованни Аанчизи, автору классического труда о строении сердца. Среди сокровищ больницы — Liber Fraternitatis, в которой более тысячи автографов пап, королей, королев, кардиналов и других людей, которые когда-либо интересовались этим заведением. Два самых интересных английских автографа принадлежат Генриху VII и Джону Колету, основателю лондонской Сент-Полз-Скул.
Секретарь открыл забавную маленькую дверцу в алькове. Мы вошли в келью, в которой имелось окно. Синьор ди Анджелис открыл его и предложил мне выглянуть. К моему удивлению, мне показалось, что я смотрю вниз с крыши собора и мне видна вся длинная палата, часть которой прохожие могут иногда увидеть с дороги, если ворота окажутся открыты. Прошло пять веков, а это помещение до сих пор используется. Орган, установленный в 1546 году, все еще здесь, и на нем можно играть. Я представил себе сестер, суетящихся у многочисленных кроватей — их сто в женской палате, и столько же — в мужской.
— Окно велел прорубить монсеньор Виргилио Спада в 1633 году, когда он был магистром госпиталя, — сказал синьор де Анджелис. — Таким способом он держал под контролем персонал! Он спал в этой комнате и, если слышал ночью зов кого-нибудь из больных на помощь, выглядывал в окно убедиться, что к страдальцу быстро подошли. Так как сестры и врачи не знали, когда он смотрит, а когда нет — а у него была репутация очень внимательного наблюдателя, — им казалось, что глаза магистра постоянно следят за ними!
