А затем одновременно случились три вещи:
Циферблат часов смерти Хель треснул, остановив отсчет времени на тринадцати секундах.
Нижний мир с лязгом захлопнулся.
Мэдди очнулась в собственном теле и увидела перед собой мертвый глаз Хель.
У входа в Мир мертвых пастор и Охотница помедлили. Они выследили добычу до устья Хель и теперь стояли и смотрели на равнину, где легкая пыль клубилась за двумя фигурами — высокой и низкой, которые медленно продвигались по пустыне.
С Адама Скаттергуда было довольно. Гнетущее небо там, где никакого неба быть не должно, безымянные пики, мертвые, марширующие в никуда, подобно грозовой туче… Даже если это сон, подумал он (а он цеплялся за эту мысль изо всех сил), то он давно утратил всякую надежду проснуться. Смерть будет бесконечно лучше, чем это. Адам шел, безразличный, куда вела Охотница, слушая голоса мертвых и гадая, когда же она придет за ним.
Нат Парсон не тратил на него ни минуты. Он оскалил зубы в волчьей улыбке и открыл Книгу Слов на нужной странице. До врага можно дотянуться. Он знал, что даже на таком огромном расстоянии гимн собьет врага с ног, и позволил себе удовлетворенно вздохнуть, начиная взывать к силе Слова.
«Зову тебя Один, сын Бёра…»
Но что-то было не так. Когда пастор впервые использовал этот гимн, казалось, будто грядет сама судьба, и сила нарастала с каждым словом, превращаясь в подвижную стену, крушащую все на своем пути. Сейчас, хоть пастор и произносил слова, Слово отказывалось себя проявить.
— Что еще? — нетерпеливо спросила Скади, когда Нат запнулся посреди предложения и умолк.
— Не получается, — пожаловался он.
— Наверное, неправильно прочитал, дурак.
— Нет, правильно, — возразил пастор, злясь на то, что его назвали дураком при подмастерье, а также на саму невежественную варваршу. Он снова начал гимн — самым лучшим проповедническим голосом, — и снова Слово показалось странно плоским, словно что-то высосало из него мощь.
«Что происходит?» — в смятении думал Нат. Он потянулся за поддержкой к присутствию экзаменатора номер 4421974 в своем сознании.
Но Элиас Рид был непривычно тих. Как и Слово, экзаменатор умудрился потерять глубину, подобно картине, выцветшей на солнце. Нат увидел, что огни — и цвета подписей, и огни, которые освещали все, — тоже исчезли. Только что они были здесь — и вот ничего нет. Словно задули свечу…
«Кто здесь?»
Голос внутри молчал.
«Элиас? Экзаменатор?»
Вновь тишина. Огромная, унылая тишина — все равно что вернуться в пустой дом и внезапно понять, что тебя никто не ждет.
Нат Парсон закричал. Обернувшись посмотреть, Скади заметила, что нечто в нем изменилось. Исчезла серебристая нить, что подкрашивала его цвета, превращая банальную коричневую подпись в мантию силы. Пастор вновь стал простым, обычным человеком, невыдающимся и неприметным.
Охотница зарычала.
— Ты обманул меня, — бросила она, превращаясь в зверя, и кинулась, ворча, по песчаной поземке в погоню за Генералом.
Нат хотел было последовать за ней, но она скоро оставила его далеко позади, мчась по бесконечной равнине и завывая от ярости на врага.
— Ты не можешь меня здесь оставить! — крикнул пастор.
В этот самый миг ваны, привлеченные воем белой волчицы, вышли из теней за его спиной и мрачно уставились на него из устья тоннеля.
В звериных шкурах они выследили Охотницу. Фрей, Браги и Хеймдалль возглавляли погоню. Когда коридор расширился, морской орел Ньёрд присоединился к ним, стелясь по земле. Сейчас все четверо вернулись в свои собственные обличья, внимательно наблюдая с удобной позиции, как белая волчица преследует свою далекую добычу.
На некотором расстоянии за ними шли Фрейя и Идун, удивленно глядя на небо Хель и маленькую трагедию на равнине в милях внизу.
— Я же говорил, что Скади на нашей стороне, — сказал Ньёрд. — Она проследила за ним досюда, она привела нас прямо к нему…
— Неужели? — Хеймдалль глянул на пастора, стоящего не более чем в дюжине футов. — Тогда, может, кто-нибудь объяснит, что он здесь делает? И что насчет Шепчущего? Если бы он был рядом, я бы его уже видел.
— Это же очевидно, — продолжал Ньёрд. — Он у Локи.
— Ерунда! — отрезал Хеймдалль. — Если Один и Локи сговорились…
— Так значит, поссорились. Локи сбежал. Он всегда так делает. Какая разница?
— Я должен быть уверен.
Хеймдалль повернулся к пастору, который попятился. У его ног Адам Скаттергуд опустил голову.
— Итак, приятель, — произнес Хеймдалль. — Где Шепчущий?
— Пожалуйста, не убивайте меня, — взмолился Нат. — Я ничего не знаю ни о каком Шепчущем. Я простой деревенский священник, я даже больше не владею Словом…
И тут пастор замолчал и уставился ему за спину, Книга Слов выпала из его руки. Его точно кондрашка хватила. Лицо побледнело, глаза вытаращились, рот приоткрылся, но ничего не произнес.
У отверстия тоннеля стояла его жена. Волосы ее расплелись, глаза горели, простое лицо было очень спокойным.
— Этель, — выговорил Нат. — Но я видел, как ты умерла.
Этель улыбнулась при виде лица мужа. Она ожидала что-то почувствовать при встрече с ним. Облегчение, может быть, или злость, страх, обиду. Вместо этого она чувствовала… но что именно?
— Разве это не Земля мертвых, Нат? — лукаво улыбнулась Этель.
Пастор заметил за ее спиной… ну конечно, Дориана Скаттергуда, и не исключено что… свинью?
— Я спросил тебя, приятель, — встрял Хеймдалль. — Где Шепчущий?
Но ответила Этельберта, которая выглядела неожиданно величаво, несмотря на изорванную одежду и пыль на лице, а также на то, что стояла рядом с человеком, у которого под мышкой была зажата маленькая черная свинка.
— Шепчущий у ворот, — изрекла она. — Я говорю, ибо должна, и не смею молчать.
Хеймдалль пристально посмотрел на Этель.
— Что ты сказала?
— Настало то, что было предсказано, — тихо продолжала жена пастора. — Война Девяти миров, когда Иггдрасиль содрогнется до самых корней и Черная крепость откроется по единому Слову. Мертвые вновь пробудятся к жизни, и живым негде будет укрыться, когда Порядок и Хаос наконец-то станут одним, и Безымянный получит имя, и бесформенное обретет форму, и предатель докажет верность, и слепец поведет вас против десяти тысяч.
