— Может, следовало принять в расчет свои чувства к ней, прежде чем совершать опрометчивые поступки? У тебя ведь имелся выбор? Или нет? Марк Габриэль велел привести нас в «Клеопатру» для того, чтобы там отделаться от нас, убив всех разом, подобно тому как он приказал привести моих людей в Университетский городок? — Гадбуа поставил ногу на железный прут и встал на него, давя всем весом своего тела. — Сантос Бабтист заслужил того, чтобы ты ответил! Эрбер Леклерк заслуживает того, чтобы ты ответил! Сара Черчилль заслуживает того, чтобы ты ответил! Говори же, Чапел. Очисти совесть. Ты любил эту девушку. Так говори же во имя этой любви!
Чапел застонал, чувствуя, что кровь перестала поступать к ногам. Его тело обречено на медленное умирание. Каждая его клеточка страстно жаждала кислорода, нервы горели, словно сигнальные фальшфейеры, сжигая свой последний аварийный ресурс. У него возникло такое чувство, словно он стоит коленями на острых лезвиях бритв. Пот катился по лбу. Его начало трясти.
— Нет, — прошептал он. — Нет.
Он и так уже ответил на все вопросы. Поклялся в своей невиновности. Сказал, что никто не платил ему двести шестьдесят тысяч долларов. Если они оказались на его счете, то это подстава, хитроумная ловушка, придуманная Марком Габриэлем. Чапел яростно затряс головой. Нет, это не он вызвал полицию. Не он послал Жоржа Габриэля в больницу Сальпетриер взорвать якобы самого себя. Не он предупредил доктора Мордехая Кана.
— Проблема, как вы понимаете, мистер Чапел, заключается в том, что именно вы, как главный агент, осуществляющий следствие по этому делу, определяли, в каком направлении вести поиски. Именно вы наставляли нас, руководя каждым нашим шагом. Именно вы говорили нам, что есть белое, а что — черное. Мы просто не могли знать, кто в чем замешан по-настоящему. А потому вы не оставили нам никакой иной возможности, кроме как поверить, что вся эта ваша затея оказалась не чем иным, как хитроумной погоней за никогда не существовавшими призраками. Мы метались из банка в банк, а что нашли? Имена? Адреса? А может, какого-нибудь человека, который смог бы хоть на один шажок приблизить нас к пониманию того, о чем Габриэль ведет речь на той записи? Ведь это был он, разве не так? Дело в том, что мы получили кое-какие его старые фотографии, так вот, мне сказали, что с тех пор он не постарел ни на день. Так что, можно сказать, мы не нашли практически ничего.
— Кан… — напомнил Чапел, — мы напали на след Кана. Мы нашли Благотворительный фонд Святой земли. Мы отыскали счет Франсуа в Берлине.
— Чистой воды прикрытие, — отмел эти доводы Гадбуа. — Все это придумано для отвода глаз. Я сам звонил в «Моссад», и там опровергли даже сам факт разговора с мисс Черчилль. Они там очень удивились. «Какая бомба? Нет никакой бомбы, а Кан преспокойно продолжает работать в Тель-Авиве». — Тут он убрал ногу с прута. — Ну, давай же, Чапел, будь джентльменом. Расскажи, что знаешь, все, от начала и до конца, и я отведу тебя вниз, в офицерскую столовую, а там куплю стейк с картофелем фри и бокал пива. Мм? Что ты на это скажешь? Я и так впечатлен. Восемь часов! Никому еще не удавалось продержаться так долго. Я такого не видел. Ты парень с характером, настоящий сукин сын. Эх, побольше бы нам таких в Алжире!..
Чапел продолжал отрицательно мотать головой, и это неторопливое ритмичное движение успокаивало его, приводя в состояние транса. Оно означало и отрицание вины, и отказ признать затруднительность своего положения. И это также была возносимая им с замиранием сердца мольба о том, чтобы Сара вернулась. Однако, едва ему удалось отчасти победить боль, в уголке сознания тут же возникла мысль о безумии происходящего. Ловкий трюк Габриэля интересовал его мало. Сетевая преступность — незаконное использование Интернета для фальсификации финансовых данных — существовала всегда, так что проделка его врага представлялась ему достаточно тривиальной. Хакерский взлом банковской системы защиты для получения доступа к счетам был делом обычным. Как правило, такое обнаруживалось уже в течение нескольких часов.
А вот что Чапела по-настоящему тревожило, так это молниеносно полученный его коллегами доступ к счету в Национальном банке Хантса. Они не имели права совать нос в его частные дела без постановления суда. Свидетельства того, что Чапел мог получать деньги от выявленного или предполагаемого террориста, следовало вручить федеральному судье, и только тот мог выписать соответствующий ордер. Если бы ему дали возможность оправдаться, он благополучно представил бы свои ежемесячные выписки со счета, показывающие поступление одних федеральных чеков — его жалованье, и ничего больше. Если бы они обратили внимание на средства, которыми он располагал, то все тоже сразу бы стало понятно. Два миллиона долларов, вложенные в государственные облигации, и участок земли площадью пятьдесят акров на склонах потухшего вулкана Халеакала, на острове Мауи. Нелегальных денег Габриэля они не смогли бы отыскать нигде. Отказав Чапелу в законном праве на защиту, американское правительство предстало очередной жертвой обмана, на который оказался так горазд Марк Габриэль, очередной слепой пешкой в его хитроумной игре под названием «Хиджра».
Вы знаете мою поговорку: «Если мы не нарушаем чьи-то права, значит, плохо работаем». Это была излюбленная шутка Гленденнинга, и к Чапелу она была применима больше, чем к кому-либо. Если ему требовалась информация, он желал получить ее тотчас, не терзаясь раздумьями о правах и законах. Чапел вынужден был признать, что до сих пор и сам придерживался двойных стандартов. В какой суд он обратился, чтобы получить доступ к счетам Талила? И как еще мог он объяснить свой гнев, когда Манфред Визель отказывался надавить на банк «Дойче интернационал», чтобы тот показал ему выписки по счетам клиентов?
— Вы не оставляете нам иного выбора, как обратиться к Габриэлю-младшему, — объявил Гадбуа, направляясь к двери. — Чего у нас нет, так это времени. Боюсь, ему придется еще туже, чем вам. Опять-таки он не гражданин ни Франции, ни США, так что с ним нечего церемониться. Кто за него спросит? Просто еще один черномазый говнюк. Разве не так выразилась бы мисс Черчилль?
Чапел напряг мускулы.
— Он ни при чем, — взмолился он. — Отец им манипулировал.
— Он ни при чем, и вы ни при чем. Два сапога пара. — Гадбуа с быстротой кобры метнулся к Чапелу и вновь изо всех сил вдавил прут, наступив на него пяткой. — В чем состоит план «Хиджры»? — выкрикнул он, когда Чапел перестал громко стонать.
— Бомба… они хотят взорвать бомбу.
— Где именно?
— Не знаю.
— Когда?
— Скоро.
— Насколько скоро?
— Не зна… — Губы Чапела одеревенели, зубы обнажились, мускулы свело болью. Свет померк.
Его уносило к синеве моря, назад, к гавайскому шоссе на Большом острове. Быстрей, говорил он самому себе. Еще быстрей. Он ринулся вперед, налетая грудью на финишную ленточку, и провалился в темноту.
53
На этой неделе груз, отправляемый в филадельфийский офис Всемирной организации здравоохранения, состоял из трех сотен коробок атарбина, четырехсот пятнадцати коробок с препаратом «Зет-Пак», каждая из которых заключала в себе пятидневный курс азитромицина, и четырехсот тысяч таблеток аспирина. Всего восемьсот тысяч доз препаратов, срок действия которых истек и которые поэтому подлежали возврату производителям для последующего немедленного уничтожения. Мировой трафик просроченных лекарств, перевозимых отдельными сомнительными дистрибьюторами в бедные страны, за последние пять лет успел превратиться из тонкой струйки в стремительный широкий поток. Для того чтобы защитить невинные жертвы, требовалось принимать срочные меры, и Клэр Шарис оказалась на переднем крае этой борьбы.
