113
Через два дня Маккензи и Вламинк приземлились в Брюсселе.
На обратном пути Ари не произнес ни слова: то, что он чувствовал, нельзя было выразить словами. Все еще не оправившийся от шока, он был подавлен морально и физически. Как это часто случается в конце расследования, он испытывал опустошенность: что-то среднее между baby blues[76]и замиранием сердца, подобие головокружения и тоскливого разочарования. Прильнув к иллюминатору, он уставился в пустоту, блуждая среди воспоминаний, сожалений, страхов и надежд.
Он так глубоко задумался, что Вламинку пришлось окликнуть его, когда самолет приземлился.
Представители Интерпола задержали Робертса на выходе из самолета и отправили в следственный изолятор, пока ССЦ и французская полиция не договорятся между собой. А это не так-то просто будет сделать… Маккензи знал, что следствие затянется на долгие годы. Прокуроры, судьи и адвокаты вступят в нескончаемую борьбу, погрязнув в чудовищной неразберихе, которую СМИ раздуют до невероятных размеров. И вполне возможно, что вся правда так никогда и не выйдет наружу.
Кшиштоф все еще в больнице в Макасе. Его жизнь теперь вне опасности, и скоро его отправят в Париж. Ну а Ирис Мишот с братом уже вернулись во Францию, где Алену окажут необходимую психологическую помощь. Потом они вместе отправятся куда-нибудь поближе к солнышку, они заслужили пару недель отдыха.
Маккензи и Вламинк не случайно возвращались вместе: у них оставалось еще одно общее дело. Это была часть договора, заключенного ими в Эквадоре. И, если честно, на этот раз оба ничего не имели против совместной работы. Словно двое уцелевших в катастрофе, они испытывали потребность держаться друг друга, чтобы набраться уверенности, и доказать самим себе, что все пережитое было реальным, несмотря на отсутствие свидетелей. К тому же все произошедшее за последние дни внушило им взаимное уважение, которое впоследствии могло перерасти в дружбу.
Всего через несколько часов после посадки, исполненные решимости, они уже входили в северное крыло здания Юста Липсия.
Воспользовавшись своей принадлежностью к ССЦ, бельгийский агент потребовал на ресепшене список всех, кто входил в здание 15 июля. Если Робертс ему не солгал, в тот день произошло знаменательное событие, повлекшее за собой разрыв между заместителем генерального секретаря Совета ЕС и французским министром внутренних дел, с одной стороны, и руководителями «Summa Perfectionis» — с другой.
В первую очередь следовало узнать, находился ли замгенсека в этот день в офисе. Хотя Вламинк не имел доступа к расписанию высокого европейского сановника, он всегда мог свериться с записями регистрации входа и выхода посетителей.
Охранник, к которому он обратился за помощью, вдруг нахмурился.
— Что-то не так? — забеспокоился Вламинк.
— Не понимаю… У меня нет никаких данных за этот день.
— Как же так? Их что, удалили?
— Нет. Они недоступны. Подождите, я сейчас кое-что проверю…
Охранник взял телефонную трубку, набрал номер и стал с кем-то советоваться. Затем он несколько раз кивнул, поблагодарил собеседника и повесил трубку.
— Мне… мне очень жаль, — объяснил он смущенно. — Судя по всему, эти сведения засекречены.
Лицо Вламинка потемнело. Он собирался настаивать, но Ари схватил его за плечо и знаком предложил идти за ним.
— Бесполезно устраивать скандал и привлекать к себе внимание, — прошептал он. — К тому же первое подтверждение у нас уже есть. В тот день действительно произошло что-то подозрительное.
— Да… Вот только что?
— Придется поискать другой путь.
Бельгиец на миг задумался.
— Возможно, выход есть…
— Какой?
— Ступайте за мной.
114
Когда ему позвонил охранник, замгенсека тут же понял, что Вламинк что-то раскопал, по крайней мере напал на след. И на этот раз чиновник уже не был уверен, что сумеет выкрутиться. А ведь он, как ему казалось, принял все возможные меры предосторожности. Наверняка их кто-то предал. Это мог быть только Вэлдон или Робертс.
Он снова взялся за телефон и набрал личный номер французского министра внутренних дел.
Голос собеседника звучал сухо и резко.
— Сейчас не самое подходящее время, чтобы мне названивать.
— Вламинк и Маккензи что-то пронюхали.
На другом конце провода француз тяжело вздохнул:
— То есть?
— Они здесь и только что пытались проверить список посетителей за пятнадцатое июля.
— Заставьте их отступиться.
— Что, по-вашему, я могу сделать?
Министр помолчал.
— Послушайте, в конце концов, оба они превышают свои полномочия! Маккензи по идее сейчас на больничном, да и в любом случае — что он забыл в здании Совета ЕС? Что до Вламинка, он не получал официального задания. Отстраните его от службы, сославшись на серьезный дисциплинарный проступок, ну а я беру на себя Маккензи. А пока запретите им вход в здание.
— Это не так-то просто…
— Выпутывайтесь сами, старина! Вам известно, что поставлено на кон. Ваша и моя карьера. И больше не звоните мне по этому номеру.
Министр тут же повесил трубку.
Раздосадованный замгенсека стукнул кулаком по столу. Придется разбираться с этим делом самому. Он обхватил голову руками, задумался и решительным и быстрым шагом покинул кабинет.
Прежде всего предотвратить непосредственную угрозу. Время не терпит. Он поспешил на пост охраны здания Юста Липсия и потребовал, чтобы начальник службы заблокировал пропуск Вламинка.
— Чего я должен его лишить? Какого уровня допуска? — переспросил молодой агент, несколько удивленный таким необычным приказом.
— Всякого! Я немедленно прикажу отстранить его от службы. Отныне Вламинк не имеет доступа ни в одно помещение нашей инфраструктуры, понятно?
— Вас понял…
— Тогда поторапливайтесь.
Начальник службы безопасности открыл необходимое приложение в компьютере и с некоторым смущением исполнил приказ.
Замгенсека развернулся и отправился в северное крыло, прямо в кабинет Вламинка. Он поднялся на третий этаж и вошел не постучавшись. Внутри никого не оказалось. Он чертыхнулся и подошел к компьютеру. От того, что он увидел на экране, у него засосало под ложечкой.
