стене и стараюсь сфокусировать зрение, иногда оно сильно ухудшается во время приступа.
Да чтоб меня!
— Ты в порядке? — Ашер прикасается к моему плечу. — У тебя зрачки опять дергаются.
— Все нормально, — отвечаю я, отталкивая его руку. — Просто здесь сегодня громче, чем обычно.
— Тэл, послушай меня, — спокойно говорит Ашер, не сводя с меня глаз. — Мы играем не громче, чем обычно, когда репетируем. Ты пока еще не готов. Я говорил, что, возможно, ты спешишь, надо еще подождать.
Рядом с нами появляется Шторм. Он напряженно смотрит на меня, теперь сидящего на коленях. Пришлось опуститься, иначе я мог рухнуть на гребаный пол.
— Тебе нужно отдохнуть еще несколько недель. Дай себе самому возможность привыкнуть к состоянию.
— Я устал отдыхать, черт возьми!
— Мы это знаем. Но тебе придется. К сожалению, от болезни не получится просто отмахнуться.
Я раздраженно сжимаю голову в руках, стараясь угомонить шум в ушах. Если бы только шум успокоился, все было бы в порядке.
— У меня не получается отмахнуться, Аш, сколько бы я не пытался. Эта сраная болезнь разрушила всю мою жизнь.
— Неправда, — парирует он и поворачивается к Лукасу. — Можешь отвезти его обратно домой?
— Хватит обращаться со мной, как с сопливым малышом!
Я заставляю себя подняться на ноги. Ашер отводит меня в сторону, приобняв одной рукой за плечи, и я ненавижу себя за то, что мне приходится опереться на него только для того, чтобы идти ровно.
— Аш, ты не знаешь, каково мне…
— Ты прав, не знаю. Но вижу, как тебе плохо. Возьми еще неделю-другую — столько времени, сколько потребуется. Мы все за тебя волнуемся, и единственное, чего мы хотим — чтобы ты поправился.
Все это очень сильно напоминает то время, когда Вэндал слетел с катушек от горя, и мы все попросили его взять отпуск, сделать перерыв в работе с группой. Клянусь, мы все прокляты.
Хочется ударить кого-нибудь или тупо биться головой о стену — что угодно, лишь бы прекратить муку, что поселилась у меня в ухе.
— Пусть Лукас отвезет тебя домой. Продолжай принимать лекарства и отдыхай. Ты же бросил курить и не пьешь больше?
— Да, бросил и то, и другое. Я не идиот.
— Никто не говорит, что ты идиот. Лечение займет какое-то время. Но, когда ты будешь готов вернуться, мы будем ждать тебя здесь. Именно ты пишешь убойные песни, парень. Ты нам нужен.
Фрагмент за фрагментом я теряю все те аспекты своей жизни, которые делают меня мной.
* * *
— Все наладится, — говорит Лукас спустя несколько минут езды на машине в полной тишине. По крайней мере, полной тишины для него. Я о тишине могу только мечтать, ведь шум в ухе по громкости близок к авиалайнеру на взлетной полосе.
— Я рано или поздно потеряю все.
— Не потеряешь. Ты не пробовал играть на акустической гитаре? Попробуй дома?
— Нет, не пробовал. Какой смысл? — Я качаю головой, хотя пора бы уже избавиться от этой привычки — каждый раз я на несколько секунд теряю равновесие.
— Попробуй как-нибудь. Посмотри, как будет звучать, может, тебе понравится. А потом позвони, поговорим.
— Зачем?
— Просто попробуй. И прекрати вести себя так, словно мы все на тебя нападаем, а ты вечно защищаешься. Мы на твоей стороне, Тэл. Подари Азии кольцо, устройте с ней медовый месяц. Может быть, имеет смысл найти группу поддержки для людей, которые борются с этой же хренью.
— Группа гребаной поддержки? — Я невесело смеюсь и разворачиваюсь к нему так резко, что едва сдерживаюсь, чтобы не заблевать переднюю панель. — Ты шутишь? И я не могу сесть в самолет! Куда, по-твоему, мы должны отправиться в медовый месяц? Азия заслуживает самое лучшее, а не это дерьмо.
— Ты можешь устроить медовый месяц в палатке на своем же собственном заднем дворе, придурок. Дело не в том где. И, поверь мне, ей наплевать на твое самое лучшее.
— Это она тебе сказала? Когда ты с ней разговаривал?
— Расслабься. Она иногда пишет мне. Она переживает, боится, что ты отдаляешься от нее.
— Великолепно!
Я знаю Азию достаточно хорошо, чтобы понимать, насколько плохо дело. Она бы никогда не обратилась к Лукасу, если бы не была в отчаянии. Для того, чтобы выговориться, у нее есть Кэт. Если она дошла до Лукаса, значит, чувствует себя гораздо хуже, чем дает мне понять. При мне она старается держаться бодрячком.
— Не вздумай на нее сердиться, Тэл. Ей одиноко. Она по тебе скучает. Никакие отношения не выдержат такого количества стресса, если она видит, что ты не хочешь, чтобы она была рядом.
— Как будто я этого не знаю, — бормочу я. Мой брак, похоже, разваливается так же быстро, как карьера.
Я опускаю голову на подголовник и закрываю глаза. Когда же это все закончится.
* * *
Кольцо я убираю в карман куртки, чтобы Азия не увидела его, когда я зайду в дом, а Лукаса отправляю домой, вместо того чтобы позволить ему довести меня до самой двери, как заплутавшего забулдыгу.
Жену я обнаруживаю в мастерской, она примеряет костюм на один из своих манекенов.
— Привет! Ты быстро вернулся. — Она целует меня в щеку.
— Не смог играть… Этот шум для меня, видимо, слишком… Не знаю. Я как будто оказался в совсем незнакомом месте, а не у себя в студии. Полный отстой.
Азия слегка склоняет голову и улыбается немного грустно.
— Может, стоит попробовать слуховой аппарат?
— Нет. Ни за что. Уж лучше сразу сдохнуть.
Я не могу. Слуховой аппарат для меня все равно что выбросить белый флаг и признать, что чертов Меньер победил. Это будет значить, что я принимаю тот факт, что я — убогий калека.
— Ладно. Я просто предложила, не хочу спорить. Совсем не хочу.
Она разворачивается ко мне, бросив на произвол судьбы манекен, и, взявшись за края моей куртки, стягивает ее с меня и сбрасывает на пол. Прижавшись ко мне, она запускает руки мне под футболку, проводит прохладными ладонями по животу, а потом тянется вниз, к молнии на джинсах. Она не сводит с меня взгляда, в ее глазах горит дерзкий огонек, которого я раньше никогда не видел.
— Что ты делаешь? — шепотом спрашиваю я.
— Беру то, что хочу.
Я с шумом выдыхаю, когда она тянет замочек молнии вниз, берется за пояс моих джинсов и, ловко расстегнув пуговицу тонкими пальцами, стягивает их до колен. Затем Азия опускается на колени, чтобы снять их окончательно, а за ними и мои ботинки. Снова поднявшись на ноги, она льнет ко
