рамках, в которых личность в ту эпоху могла себя обнаруживать. В дальнейшем нам придется ограничиться лишь отдельными разрозненными указаниями.
223
Человек, умирающий в отчаянии. Гравюра из книги «Искусство умирать». 1495
Прежде всего человек, несомненно, находится под сильнейшим нажимом мнения окружающих. Это общественное мнение не только в огромной мере формирует его поведение и образ мыслей, но способно существенно изменить его собственные представления. Наглядно гипертрофированное свидетельство подобного давления суждений других людей на сознание индивида — рассказ Жака де Витри, повторенный и другими проповедниками, о некоем крестьянине, который нес на рынок ягненка. Увидев его, один мошенник задумал отнять ягненка и подговорил своих сообщников подкарауливать крестьянина в разных точках его пути. Они по очереди спрашивали его, «не продаст ли он свою собаку». Первоначально крестьянин убежденно отвечал, что несет не собаку, а ягненка, но, когда его спросил об этом третий, он впал в смущение, на четвертый же и пятый раз он призадумался: как возможно, чтобы столько народу придерживалось одинакового мнения о том, что он несет собаку? В конце концов, «убежденный суждением многих», он бросил ягненка: «Видит Бог, я думал, будто сие — ягненок, но коль это собака, то не понесу ее далее». Мошенники схватили оставленное животное и съели его. Жак де Витри приводит этот анекдот как обман, который вызван «примером, подаваемым многими» (multitudinis exemplum, Crane, N 20). «Пример толпы» — не синоним ли это общественного мнения? Перед нами и свидетельство давления коллективного мнения на сознание одиночки и критическое отношение проповедника к описываемому феномену. Человек должен доверять фактам, а не молве или утверждениям, которые противоречат этим фактам, — такова, видимо, мысль проповедника.
224
Монах-обжора. Прорись
225
Самоубийца и демон. Капитель собора Сен Лазар, Отен. 12 в.
Но, конечно, избежать подчинения индивидуального сознания общему мнению нелегко. Человек страшится попасть в ситуацию, в которой он был бы осужден или осмеян окружающими. Некто Годефрид, собиравшийся стать монахом, подвергался всяческим искушениям со стороны дьявола. Нечистый внушал ему поостеречься монастыря, напоминая ему «о многом таком, что удобно в миру и неудобно в монашеском ордене», — о жесткой одежде монаха, о долгих бдениях и обете молчания, о холоде зимой и жаре летом, которые придется претерпевать, о длительных постах и скудной пище и т. п. Под влиянием бесовских речей Годефрид пал духом, хотя Цезарий Гейстербахский, которому принадлежит этот рассказ, уговаривал его оставить колебания. Чем в конце концов он его убедил? Не мыслью о необходимости спасти свою душу в богоизбранном цистерцианском ордене. Более эффективным оказался другой аргумент: если Годефрид возвратится в мир, все над ним станут насмехаться. Желая убедиться в справедливости этих аргументов, Годефрид наугад открыл книгу псалмов: «Посмотрим, что скажут обо мне собратья, коль я вернусь» — и прочел: «Обо мне толкуют сидящие у ворот, и поют в песнях пьющие вино» (Псалом 68:13). (Гадание с помощью священных книг было распространенным способом установления истины.) Он заключил: «Имеются в виду каноники, меня осуждающие, и по вечерам, когда они выпивают, я стану их псалмом». Это соображение решило дело, и Годефрид вступил в монахи (DM, IV: 49).
Грех («культура вины»!)[208] грехом, но не меньшую роль играют стыд и страх перед мнением других. Здесь придется вернуться к отдельным «примерам», которые уже были приведены в иной связи. Как рассказывал Жаку де Витри один достойный доверия человек, в местности, где он жил, благочестивая матрона и монах, служивший казначеем монастыря, часто встречались в церкви и беседовали о божественном. Позавидовав их добродетели и репутации, дьявол склонил их ко греху, и духовная любовь между ними превратилась в плотскую. Дело кончилось тем, что любовники совершили побег, причем монах захватил с собой монастырские сокровища, а жена — собственность мужа. Их преследовали, настигли и заточили в тюрьму. Скандал, вызванный их поступком, был еще большим, по словам Жака де Витри, нежели самый их грех. Любопытное замечание! Преступники воззвали к святой Деве о помощи, ведь они всегда были ее преданными поклонниками. В великом гневе она явилась им. Мария могла бы выхлопотать для них прощенье у Сына, но как покрыть разразившийся скандал?! Наконец, их мольбы воздействовали на нее, и она вызвала бесов — виновников зла, и велела им устранить содеянное ими бесчестье. Бесы не могли противиться приказаниям Девы, и сокровищница церкви была восстановлена невредимой, равно как и сундук в доме мужа. Можно представить себе изумление супруга и монахов, когда они обрели утраченные было богатства и увидели монаха по обыкновению молящимся, а жену, как ни в чем не бывало, в своем доме. Поспешили в тюрьму, где они были заперты, и там нашли их закованными в цепи. Дело в том, что один из бесов прикинулся монахом, а другой принял облик матроны. Когда весь город сбежался поглазеть на происшедшее чудо, бесы вскричали: «Отпустите нас, достаточно долго мы всех морочили и чинили зло, якобы содеянное благочестивыми людьми». С этими словами бесы исчезли, а присутствовавшие поспешили пасть к ногам монаха и женщины и просить у них прощенья за возведенную на них напраслину (Crane, N 282. Ср. Klapper 1914, N 86).
Припоминается другой случай, когда забеременевшая настоятельница монастыря чудесным образом (опять-таки с помощью Богоматери) избавилась от ребенка и очистилась от обвинения в нарушении обета девственности, тем самым избежав конфуза. Но в том случае, очистившись в глазах людей, она все же открыла правду о своем грехе на исповеди и понесла покаяние; избежав стыда, она не уклонилась от епитимьи. В данном же случае ни о каком покаянии наш автор не считает нужным хотя бы упомянуть, все сводится к тому, что милосердная Богоматерь замяла скандал, грозивший монастырю и доброму имени преданной ей матроны. Обычно ссылки на злокозненность дьявола, который вовлекает людей в грех, не избавляли их самих от ответственности. Здесь ущерб, причиненный монастырю, перевешивает грех монаха, и не истина, а милосердие и снисходительность Девы выдвигаются на передний план. Согрешившие же монах и замужняя дама как бы «выходят сухими из воды», и проповедник не находит для них ни слова осуждения. Напротив, Жак де Витри заключает этот анекдот словами: «Так вмешательством всеблагой Девы был потушен скандал, причиненный благочестивым людям кознями дьявола». А где же свободная воля, дающая человеку возможность поддаться соблазну или преодолеть его? О ней проповедник на минуту как бы забывает. И подобные случаи, а они встречаются в «примерах» неоднократно, не могут не
