такой степени, что он решил не дожидаться окончания сезона и тайно подписал договор с Берн и Эклстоуном, предложившим ему за участие в гонках в составе команды Brabham колоссальную сумму в 500 ООО фунтов, каковой, конечно же, Феррари пообещать ему не мог.
Когда эта новость просочилась в прессу, Лауда даже был этому рад. Втайне ему хотелось, чтобы это известие дошло до Старика, поскольку это было его прощальным ударом по самолюбию босса. Он уже выиграл второй чемпионский титул, более того, обеспечил «Скудерии» победу в Кубке конструкторов и считал, что больше ничего Феррари не должен. «Если разобраться, я поступил жестоко, — писал Лауда. — Ведь я был молод и силен, а ему уже исполнилось семьдесят семь, и он был окружен самовлюбленными «советниками», которые думали прежде всего о собственной выгоде. При этом я не мог отказать себе в удовольствии назвать ему сумму своего гонорара и отвергнуть его предложение, которое, несомненно, было самым щедрым с его стороны за все время существования «Скудерии Феррари». «Предательство» Лауды еще больше усилило подозрительность Феррари, и без того болезненную. Когда до него дошли слухи, что механик Эрмано Куоги собирается уйти в команду Brabham вместе с Лаудой, он, не зная, как обстоят дела в действительности, на всякий случай его уволил. Лауда торжествовал: все-таки ему удалось насолить Феррари и основательно вывести его из себя. Прощаясь с боссом накануне Граи При Канады, когда до конца сезона оставалось всего две гонки, Лауда только сказал: «Чао, Энцо!» — после чего вышел из кабинета, громко хлопнув дверью. Пожалуй, это было самое короткое и фамильярное прощание с хозяином «Скудерии», какое только слышали стены этого кабинета.
О человеке, который принес «Скудерии» два чемпионских звания в то время, когда в команде, казалось бы, все рушилось и она находилась на грани тотального кризиса, Феррари отзывался так: «Когда Лауда участвовал в гонках, он был холоден, собран и уверен в себе. Без сомнения, это был один из самых талантливых и интеллектуальных гонщиков своего времени. Он многое сделал для «Скудерии Феррари» и мог бы сделать еще больше… Что же касается его характера, то тут я ничего не скажу, поскольку склонности осуждать людей не имею…»
Энцо Феррари присмотрел себе нового фаворита еще до конца года. Хотя ведущим гонщиком команды в следующем сезоне считался Карлос Рейтеман, Феррари с некоторых пор стало казаться, что аргентинцу подчас недостает темперамента. Это касалось в первую очередь гонок, так как в отношениях с женщинами темперамент его никогда не подводил. «Когда Рейтеман впервые вошел в наш офис, — вспоминала Бренда Вернор, секретарша Феррари, — я чуть не умерла: до того он был хорош собой — золотистый загар, сверкающие синие глаза… короче, не парень, а картинка. Всякий раз, когда я на него смотрела, у меня ноги подкашивались. Но общаться с ним было непросто, поскольку он жил в созданном его воображением вымышленном мире и простейший вопрос вроде: какой сегодня день? — мог поставить его в тупик». Журналисты, давая краткие характеристики гонщикам, из года в год писали о нем как о человеке «с внешностью и ухватками голливудского героя-любовника». Феррари отзывался о нем так: «Это был античный атлет с большим талантом к гонкам, который, однако, был подвержен срывам, поскольку далеко не всегда мог контролировать свои эмоции. Иногда он находил выход из самых, казалось бы, безнадежных ситуаций, а иногда по совершенно непонятной для окружающих причине становился апатичным и прекращал борьбу, хотя победа, что называется, была у него в кармане».
На место Регаццони, гонщика номер два, которому дали понять, что команда в его услугах больше не нуждается, Феррари пригласил в «Скудерию» франко-канадца Жиля Вильнева — звезду Формулы Atlantic. До встречи "с Инженьере Вильнев участвовал в Гран При только один раз. Это было в Силверстоуне, где Вильнев в квалификации показал на McLaren пятый результат, уступавший только полсекунды времени Джеймса Хаита, который выиграл поул. Феррари взял в «Скудерию» Вильнева по рекомендации Уолтера Вольфа, канадского нефтяного магната, создавшего собственную команду
Формулы-1. Вольф так понравился Феррари, что Инженьере позволил его ведущему гонщику южноафри-канцу Джоди Шехтеру проводить испытания новой техники на своей трассе во Фьорано. Крис Эймон, видевший собственными глазами, как виртуозно Вильнев водит машины в гонках CanAm, поддержал рекомендацию Вольфа. Кандидатуру Вильнева поддержал и Джон Хоган, глава табачной корпорации Philip Morris, производившей знаменитые сигареты Marlboro. Этот человек, один из крупнейших спонсоров команд Формулы-1, давно уже стремился наладить деловые контакты со «Скудерией Феррари».
Вильнев, которому исполнилось 27 лет, выглядел очень молодо и вполне мог сойти за семнадцатилетнего парнишку. У него было нежное, почти ангельское лицо, но так уж случилось, что определение «гарибальдиец», которое Феррари давал только самым отчаянным гонщикам, стремившимся достичь победы любой ценой и при любых, даже самых неблагоприятных обстоятельствах, подходило ему как нельзя лучше. «Итак, молодой человек, — сказал Феррари, обращаясь к Вильневу, которого вызвал в Маранелло, позвонив ему домой в Квебек, — сколько вам нужно для полного счастья?» Они почти сразу нашли общий язык, хотя никакого договора тогда не подписали. В тот день у Феррари была назначена другая встреча — с Ники Лаудой, который объявил ему о своем уходе. На освободившееся место было много претендентов, и среди них такие талантливые гонщики, как Марио Андретти и Джоди Шехтер. Но Феррари предпочел им Вильнева, который с подачи своего спонсора Джона Хогана поместил на своем шлеме красно-белый шеврон с коробки сигарет Marlboro. Это была первая реклама сигарет Marlboro, появившаяся в «Скудерии Феррари» и ставшая в скором времени неотъемлемой частью оформления ее машин. Вильнев в соответствии с подписанным с Феррари договором должен был получать 75000 долларов в год, четвертую часть от доходов своего спонсора и 15000 долларов на оплату транспортных расходов его семьи, состоявшей из трех человек. Хотя договор был подписан в конце сезона 1977 года, Вильневу удалось поучаствовать в его заключительном этапе. Правда, закончить гонку на «домашней» трассе в Моспорт-Парке в Канаде он так и не смог. Характеристики Ferrari не подходили к его стилю вождения; на одном из поворотов он не сумел сладить с управлением, его машина пошла юзом и заглохла. Когда он пытался ее завести, выяснилось, что у него сломался привод, и он выбыл из гонок. В Маунт-Фудзи Жиль упустил момент торможения и врезался в Tyrrell Ронни Петерсона. В результате его машина вылетела с трассы и рухнула в толпу стоявших у обочины зрителей. Погибли фоторепортер и маршал, а несколько человек получили ранения. Началось расследование. Следователь допрашивал и