смотрели, как богатыри сражаются с нечистью, теперь слушают, как смелый и хороший победил злого и плохого. Осторожно, сбоку, чтоб не увидели, подошла к дверному проему в детскую. — «А он между ними похаживает, золоченое брюхо поглаживает», — страшным голосом читал муж. — «Принесите-ка мне, звери, ваших детушек, я сегодня их за ужином скушаю!» И снова забурлили рыдания. «Ну что, от чего?..» Скорее отошла. Убеждала себя, что всё будет нормально, тут же спрашивала себя: «Что тут нормального? Что может быть нормально?» Все последние месяцы, да и до того несколько лет, она почти не включала телевизор, не хотела знать, что там происходит за пределами их городка, много раз просила мужа: «Да не смотри ты их, свихнешься». И он чаще всего переключал с политической передачи на развлекательную, куда-нибудь на ТНТ, СТС, где тоже было про политику, но иначе — со смехом. Да, она старательно пряталась и прятала свою семью от бурь, что метались по земле, и одна все-таки нашла их и вот-вот разметает, разрушит… — «Только вдруг из-за кусточка, — муж стал читать громче, торжественней, — из-за синего лесочка, из далеких из полей прилетает Воробей…» О, скоро закончится. Скоро он выйдет. Хорошо. Хорошо. Прижаться, и чтобы он обнял тяжелыми руками. И станет — она была сейчас уверена — спокойно. Хоть на какое-то время станет спокойно… Лежали рядом на большой, просторной кровати. Просто лежали рядом. Нет, не просто, а держась за руки. В первые месяцы они постоянно держались за руки, гуляя по улицам, перебирали пальцы друг друга, поглаживали, потом как-то перестали. Почему перестали? Свыклись? Изучили? А ведь это так приятно — держаться за руки. Муж не лез к ней с ласками, не требовал их. Она была ему молчаливо благодарна — не надо сейчас. Вот так лежать рядом, смотреть вверх, на бегающие по потолку отсветы огней проезжающих машин. Они редко проезжают ночью по их Кравченко, иногда какой-нибудь грузовик или легковушка с прогоревшим глушителем будят, но сейчас звук моторов не раздражает. Хочется слушать их, разные, как голоса людей, и сердце выстукивает: «Мы не одни, мы не одни». Поправила одеяло. «Надо будет, как уедет, маленькое достать». Она так мучилась, меняя постельное белье, с этим двуспальным — тяжелое, пододеяльник всё время не так надевается, углы не совпадают… «О чем я думаю? Господи, о чем я думаю?!» И сжала руку мужа так, что он во сне застонал. А назавтра были готовка, уборка, ожиданье гостей… Муж с утра покормил животину, отвел сына в школу, дочку в садик, а потом отправился по магазинам. Все точно так же, как перед отъездом на вахту. И она старалась убедить себя: он летит на Север, через два месяца вернется усталый, но довольный, с деньгами. Тем более и купил сегодня почти все то же, что брал туда, в Ванкор… Пришли ее родители, сестра принесла несколько светлых свежесоленых хариусов. Помогали накрывать на стол. Суетились, спорили, давали друг другу советы. — Да не надо в рыжики сметану. Каждый сам пусть как хочет. — Ну как — сам? Рыжик должен напитаться. — А если кто не любит со сметаной? — Да сделайте вы две тарелки. Такую и такую. И хариуса лучше без лука — вкус отобьет. — Ты в помидоры-то рассола долей, а то сморщатся, пока то да сё. Пусть в рассоле стоят. — Ох, не усолели еще. — Ну дак, сентябрь… Муж и отец не принимали в этом участия, собирали в соседней комнате рюкзак. Часто выходили покурить. Муж, правда, не курил, но выходил, за компанию. Или еще зачем-то… Может, чтоб не оставаться возле рюкзака одному… Потом привел из школы сына и из садика дочку. Потом пришел муж сестры, отпросившись с работы пораньше, а вскоре, около пяти часов, ребята из «Кузовка». Больше никого приглашать не стали. И так набралось девять человек, не считая детей. Уселись на просторной кухне за длинным, из двух кедровых плах, столом. Собрал его, по семейному преданию, мужнин прадед. И сколько праздников за ним отмечали, сколько поминок… Была водка, было вино, но никто на питье не налегал. Не то застолье. Не праздник и не поминки, а то, чего еще не бывало в их жизни. Она решила сделать мужу сюрприз — налепила, с помощью мамы и сестры, конечно, любимых им мантов, но и манты не елись особо, стыли на решетках. И разговор не вязался. Выручил одноклассник Виктор — стал вспоминать детство, школьные годы, как ходили рыбачить на протоку, но из-за стоячей воды много рыбы было с червями и тогда отправились на Енисей, а это километров пять от города. Родители, конечно, всполошились, стали искать. Когда вернулись — получили. — Но ведь какая рыбалка была! — причмокнул Виктор. — И ельцов натаскали, и окуней… Муж перебил: — У меня ленок сорвался! — Во-во, помню!.. Дети поели быстро, но к себе играть не ушли. Дочка сидела на коленях у мужа, сын на диванчике у стены. Она замечала, как он внимательно слушает разговоры, ловит каждый жест, каждый взгляд отца… Первым попрощался один из ребят с работы, Никита, — «жена весь день одна с соплёнком, психует», потом сестра с мужем. Следом засобирались мама и отец. Договорились встретиться завтра у магазина «Визит». Задержались Виктор и немолодой уже, лет под пятьдесят, жестянщик Алексей Николаевич. Муж его уважал, часто упоминал, если заговаривал о работе: «Николаич так крыло отутюжил — никогда не скажешь, что битое… Золотые руки, хоть и интеллигент, универ закончил». Пересели на край стола, подальше от раковины и шкафов, и она стала постепенно убирать тарелки, кушанья, взглядом спрашивая мужа: «Это надо? А это будете?» Он или кивал, или коротко мотал головой. В конце концов остались соленья, куски рыбы, колбасные кружочки, хлеб — в общем, закуска. И бутылка стояла, постепенно пустея. Ее потянуло сказать, что, мол, закругляйтесь, как, бывало, говорила, когда проводы мужа на вахту затягивались. Но сейчас не стала. Другие, другие это проводы. Пусть посидят. Дочка смотрела «Машу и медведя» в детской, сын дремал на диване под тихий разговор взрослых. — Возвращайся, и поедем в верховья за харюсом, — сказал Виктор, обсасывая рыбий хребет; оглянулся на нее: — Отпустишь? — Отпущу, если рыбы привезете. — Она попыталась ответить в шутливом ключе. — Флягу гарантирую. На пятнадцать литров. Зимний харюс, жирный… Нормально? — Норма-ально. — В верховья бы не помешало, — вздохнул Алексей Николаевич. —
