один отряд, в составе которого оказались Тауссиг и его бригада, повернул и стал удаляться от берега в направлении замка Санк, цитадели герцога Лухалькса[23], служившей этапом, откуда скалингов конвоировали дальше по дороге в Поэлитетц.
Глава 22
В замке Санк бригаде Тауссига поручили работать на лесопилке. Громоздкое водяное колесо, приводившее в движение чугунный рычажный механизм, поднимало и опускало прямое полотно пилы из кованой стали больше трех ярдов длиной, стоившее дороже, чем если бы оно было отлито из золота. Пила позволяла разделывать бревна со скоростью и точностью, которые Эйлас находил удивительными. Опытные скалинги управляли механизмом, любовно затачивали зубья пилы и, судя по всему, работали без принуждения и без присмотра. Бригаду Тауссига направили на склад для сушки и выдержки пиломатериалов, где они складывали и перекладывали штабели досок.
На протяжении нескольких недель – постепенно, то из-за одной, то из-за другой мелочи – Эйлас стал вызывать у Тауссига все более откровенную неприязнь. Хромого бригадира выводили из себя изобретательность и разборчивость принца, а также его упрямое нежелание работать энергичнее, чем это было абсолютно необходимо. Недовольство Тауссига распространялось и на Ейна, так как тот умудрялся выполнять норму без заметных усилий, что заставляло бригадира подозревать тухту, хотя он и не мог обосновать эти подозрения какими-либо доказательствами.
Сперва Тауссиг пытался увещевать Эйласа:
– Послушай-ка, парень! Я за тобой давно слежу, ты меня на мякине не проведешь! Что ты пыжишься, как бывший лорд? Этим ты не поправишь свое положение. Знаешь, что у нас делают с белоручками и бездельниками? Отправляют в свинцовые рудники – там они быстро откидывают копыта, а кровью их трупов в кузницах закаляют сталь. Советую тебе проявлять больше усердия.
Эйлас отвечал как можно вежливее:
– Ска поработили меня против моей воли и перевернули вверх дном всю мою жизнь. Они причинили мне огромный ущерб – почему бы я стал проявлять усердие в их интересах?
– Твоя жизнь изменилась, это верно! – возражал Тауссиг. – Ну и постарайся, чтобы остаток твоих дней не пошел насмарку. Тридцать лет – не так уж долго. Тебе выплатят десять золотых и позволят идти куда глаза глядят – или выделят участок земли с хижиной, женщиной и скотом. Причем твоим детям будет гарантирована защита от рабства. Разве этого не достаточно?
– В качестве возмещения за лучшие годы моей жизни? – Эйлас усмехнулся и повернулся к бригадиру спиной.
Тауссиг рассвирепел и схватил его за плечо:
– Для тебя, может быть, будущее ничего не значит! Но не для меня! Когда моя бригада не выполняет норму, мне делают выговор и урезают премиальную пайку! Я не намерен голодать из-за таких, как ты! – Подпрыгивая на искалеченной ноге, побагровевший бригадир удалился.
Через два дня Тауссиг отвел Эйласа и Ейна на задний двор замка Санк. При этом он не говорил ни слова, но резкие движения локтей и частые кивки его подпрыгивающей головы не предвещали ничего хорошего.
Остановившись в воротах, ведущих на двор, бригадир повернулся к подчиненным и дал волю накопившейся злости:
– Им нужна пара слуг, так я и сказал им все, что о вас думаю! Теперь ваш начальник – Имбоден, заведующий хозяйством. Посмотрим, как ему понравятся ваши изнеженные манеры и разговорчики за спиной!
Эйлас внимательно посмотрел в искаженное ненавистью лицо хромого раба, пожал плечами и отвернулся. Ейн стоял в позе, выражавшей полное безразличие и скуку. Говорить было не о чем.
Тауссиг окликнул пробегавшего по двору поваренка:
– Позови Имбодена! – Злобно усмехнувшись через плечо, он добавил: – Поработаете на Имбодена – помянете меня добрым словом. Заведующий тщеславен, как павлин, и норовит вцепиться в горло, как хорек. Вам больше не придется загорать на солнышке!
Имбоден вышел на высокое крыльцо с другой стороны двора – пожилой субъект с тощими руками и ногами, узкоплечий, с дряблым животиком. Влажные пряди волос липли к его лысеющему черепу; казалось, у него не лицо, а коллекция нелепых крупных компонентов: длинные уши торчком, длинный шишковатый нос, круглые черные глаза, обведенные сизыми кругами, обвисший сероватый рот. Имбоден сделал повелительный жест, адресованный Тауссигу, но тот заорал:
– Сюда, сюда! Я шагу не ступлю на замковый двор!
Нетерпеливо выругавшись, Имбоден спустился по ступеням и пересек обширный двор, демонстрируя странную журавлиную походку, смешившую Тауссига:
– Давай-давай, шевели копытами, старый похотливый козел! Я тут давно из-за тебя время теряю! – Обернувшись к Эйласу и Ейну, бригадир заметил: – Он ска-полукровка – ублюдок, прижитый с кельтской потаскухой. Для скалинга нет ничего хуже, вот он и вымещает обиду на всех, кто не может дать сдачи.
Имбоден остановился у ворот:
– Что тебе нужно?
– Не мне, а тебе – пара домашних мартышек, к твоим услугам. Этот – чистоплюй, слишком часто моется. А этот думает, что умнее всех, в частности умнее меня. Оба в отличном состоянии.
Разглядывая предложенных слуг, Имбоден ткнул большим пальцем в сторону Эйласа:
– Достаточно молод, но глаза чудные, диковатые. Он, случаем, не болен?
– Здоров как бык!
Имбоден изучил внешность Ейна:
– Какая-то у него разбойничья рожа. Надо полагать, я снова ошибаюсь и он просто ангел, самоотверженный праведник?
– Сметливый, проворный работник, умеет ходить тише призрака дохлого кота.
– Ладно, подойдут, – Имбоден едва заметно махнул пальцами правой руки.
Злорадствующий Тауссиг подтолкнул Эйласа и Ейна:
– Это значит «идите за мной»! А, вы еще научитесь понимать его ужимки! Разговаривать он не любит.
Имбоден смерил Тауссига уничтожающим взглядом, повернулся на каблуках и размашистыми шагами направился к крыльцу; Эйлас и Ейн последовали за ним. Поравнявшись со ступенями, Имбоден снова сделал едва заметный жест, чуть приподняв указательный палец. Тауссиг, еще торчавший у ворот, заорал:
– Он хочет, чтобы вы стояли и ждали! – Захлебываясь от смеха, хромой бригадир удалился.
Прошло несколько минут. Эйлас начинал ощущать беспокойство и нетерпение. Все его мысли были заняты необходимостью побега. Он обернулся к воротам и к обещающим свободу просторам за воротами.
– Может быть, сейчас? – тихо спросил он, повернувшись к Ейну. – Другая возможность может не представиться!
– Никакой возможности нет, – возразил Ейн. – Тауссиг только этого и ждет. Теперь его не высекут, если мы сбежим, а он выслужится, если сразу позовет стражу.
– Ворота открыты, почти сразу за ними начинаются луга – трудно удержаться!
– Как только обнаружат, что мы пропали, спустят собак.
На крыльце появился щуплый человечек со скорбной физиономией, в двухцветной ливрее – сером жилете поверх желтой рубашки и желтых бриджах, стянутых застежками под коленями; нижнюю часть его ног обтягивали черные чулки. Коротко подстриженные волосы скрывала черная шапочка, напоминавшая формой глубокую миску.
– Меня зовут Киприан, –
